Пять историй болезни - [79]

Компульсивные акты, такие как этот, состоящие из двух последовательных стадий, в которых вторая нейтрализует первую, являются типичной особенностью обсессивных неврозов. Сознание пациентов естественным образом неправильно понимает их и выдвигает набор вторичных мотивов для придания им значения – попросту рационализирует их. Но их истинное значение лежит в их функции репрезентации конфликта двух противоположных импульсов, приблизительно равных по силам: и, соответственно, я нахожу в этом вариацию оппозиции между любовью и ненавистью. Компульсивные акты такого типа представляют особый теоретический интерес, потому что они показывают нам новый тип формирования симптома. Что регулярно встречается при истерии – так это достигаемый компромисс, позволяющий двум тенденциям находить одновременное выражение, «убивающий одним выстрелом двух зайцев», в то время как здесь каждая из двух противоположных тенденций удовлетворяется поодиночке, сначала одна, затем другая; тем не менее, естественно, предпринимается попытка установить некий тип логической связи (зачастую пренебрегая всякой логикой) между антагонистами.

Конфликт между любовью и ненавистью выдавал себя у нашего пациента также и в другом выражении. В период оживления его благочестия он обычно молился за себя, что занимало все большее время и обычно длилось полтора часа. Причина была в том, что он обнаружил, как своеобразный Валаам наоборот, что нечто вставляется в его набожные фразы и оборачивает их в свою противоположность. Например, если он говорил: «Да защити меня Господь», злой дух немедленно инсинуировал «нет»[78]. В одном из таких эпизодов ему в голову пришла идея произнести вместо молитвы проклятие, так как он был уверен, что в этом случае также прокрадутся противоположные по смыслу слова. Его первоначальное намерение, подавляемое молитвой, пробило себе путь посредством этой идеи. В конце концов он открыл способ избавится от замешательства путем отказа от молитв и заменой их короткой формулой, состоящей из начальных букв слогов различных молитв. Он произносил эту формулу так быстро, что ничего не могло проскользнуть в нее.

Однажды он принес мне сновидение, которое представляло этот же конфликт в его переносе на терапевта. Ему приснилось, что моя мать умерла; он очень хотел принести мне свои соболезнования, но боялся, что, делая это, он неуместно засмеется, как это случалось с ним в похожих ситуациях в прошлом. Он предпочел поэтому оставить мне карточку с «р. с.», написанными на ней; но, когда он писал это, буквы превратились в «р. f.»[79].

Взаимный антагонизм его чувств к даме был слишком значителен, чтобы совершенно ускользнуть от его сознательного восприятия, хотя из обсессий, которые у него проявлялись, мы можем заключить, что пациент неверно оценивал глубину своих негативных импульсов. Дама отказала его первому брачному предложению десять лет назад. С тех пор он, по его собственному признанию, проходил через альтернативные периоды интенсивной любви и индифферентного отношения к ней. Когда же в ходе терапии он столкнулся с необходимостью предпринять некие шаги, приближающие его к успешному финалу его ухаживаний, его сопротивление обычно начинало принимать форму убеждения в том, что после всего он не сможет очень хорошо о ней позаботиться – хотя это сопротивление, по правде говоря, обычно преодолевалось. Однажды, когда она лежала в постели серьезно больная и он был глубоко озабочен ее состоянием, ему в голову пришло, что он смотрит на нее как будто с желанием, чтобы она могла бы остаться лежать так навсегда. Он объяснил эту идею посредством изобретательного софистического виража: утверждая, что он лишь только для того пожелал ей быть постоянно больной, чтобы почувствовать себя освобожденным от непереносимого страха того, что у нее будут повторные приступы! (Можно не сомневаться, что другим контрибутивным мотивом этой компульсивной идеи было желание знать, что она бессильна против его замыслов.)

Теперь обычно его воображение было заполнено фантазиями, которые он сам квалифицировал как «фантазии мщения» и чувствовал себя пристыженным. Полагая, например, что дама придает значение социальному статусу поклонника, он произвел фантазию, что она вышла замуж за мужчину такого типа, который служит в правительственном учреждении. Сам он поступил на службу в тот же департамент и рос в должности гораздо быстрее ее мужа, который случайно становится его подчиненным. Однажды, по его фантазии, этот человек совершает некое бесчестное деяние. Эта дама припадает к его ногам, умоляя спасти ее мужа. Он обещает сделать это; но в то же самое время уведомляет ее, что сделает это только из любви к ней, поскольку он предвидел, что нечто подобное может произойти; и вот теперь ее муж спасен, его миссия завершена, и он оставляет свой пост.

Он продуцировал другие фантазии, в которых он оказывал той даме великие услуги, без того чтобы она знала, что все это делает он. В них он распознавал только свою любовь без существенной оценки источника и цели своего великодушия, которое было предназначено для подавления его жажды мщения, в скверном стиле «Графа Монте-Кристо» Дюма. Тем не менее он подметил, что случайно был побеждаем вполне определенными импульсами причинить некий вред даме, которой он восхищался. Эти импульсы в основном бездействовали, когда они были вместе, и появлялись только в ее отсутствие.