Пять историй болезни - [71]

Заметки об одном случае невроза навязчивости. Случай Человека-Крысы

Выдержки из истории болезни

Молодой человек университетского образования обратился ко мне по поводу своего состояния, которое заключалось в том, что он с детских лет страдал от обсессий, причем особенно интенсивно – в последние четыре года. Главной особенностью его расстройства были страхи, что что-то может случиться с двумя людьми, которых он очень любил – с его отцом и с женщиной, которой он восхищался. Кроме того, он страдал от компульсивных импульсов; одним из таких, например, был импульс перерезать себе горло бритвой; еще он создавал себе запреты, иногда в связи с довольно незначительными вещами. Он напрасно потратил годы, рассказывал он мне, в борьбе с этими идеями и за это время пропустил много чего существенного в жизни. Он испробовал различные способы лечения, но ничто не принесло ему хоть какой-нибудь пользы, за исключением курса гидротерапии в санатории, и это только потому, как он полагал, что он завел там знакомство, которое позволяло ему вести регулярную половую жизнь. Сейчас у него не было возможностей подобного рода, он редко вступал в сексуальные взаимоотношения и с нерегулярными интервалами. Он чувствовал отвращение к проституткам. В общем, сказал он, его сексуальная жизнь остановилась; онанизм играл незначительную роль в ней, когда ему было 16 или 17 лет. Его потенция была нормальной; первый завершенный коитус он имел в 26 лет.

Он произвел на меня впечатление здравомыслящего и практичного человека. Когда я спросил его, почему он сделал такое ударение на вопросах сексуальной жизни, он ответил, что знает о моих теориях. На самом деле, однако, он не читал ни одной из моих работ, за исключением одного раза, когда он очень быстро перелистал страницы одной из моих книг и набрел на объяснение любопытной вербальной ассоциации, которая напомнила ему одно из его собственных «мысленных усилий», и в связи с этим он решил передать себя в мои руки.

Начало лечения

На следующий день я связал его обещанием подчиниться одному и единственному условию лечения, а именно – говорить все, что придет ему в голову, даже если это будет неприятно ему, покажется неважным, или иррелевантным, или бессмысленным. Затем я разрешил ему начать, с чего он хочет, и он начал так[76]:

У него был друг, говорил он мне, о котором он был исключительно высокого мнения. Он всегда приходил к нему, когда его тревожили некоторые криминальные импульсы, и спрашивал друга о том, презирает ли тот его как преступника. Друг оказывал ему моральную поддержку, заверяя в том, что считает его человеком безупречного поведения; и, вероятно, его прогрессирующей привычкой с юных лет было видеть свою жизнь в темных тонах. Ранее, продолжал он, другой человек имел на него похожее влияние. Это был девятнадцатилетний студент (ему самому было 14 или 15 лет), который повышал его самооценку в такой невероятной степени, что он начинал себе казаться чем-то вроде гения. Этот студент затем стал его учебным куратором, внезапно изменил свое поведение и начал обходиться с ним, как с идиотом. Затем он заметил, что студент интересовался одной из его сестер, и заключил, что студент сближался с ним только для того, чтобы получить доступ в дом. Это было первым большим ударом в его жизни.

Затем он продолжил без всякой связи…

Инфантильная сексуальность

«Моя сексуальная жизнь началась очень рано. Я могу вспомнить сцену четвертого или пятого года моей жизни. (Начиная с шестого года я помню все.) Сцену эту я вспомнил довольно отчетливо несколькими годами позже. У нас была прелестная молодая гувернантка, которую звали фройляйн Петер. Однажды вечером она лежала на диване легко одетая и читала. Я лежал около нее и попросил ее разрешить мне купить парфюм caron и подлезть к ней под юбку. Она сказала, что я могу, если никому не скажу об этом. На ней почти ничего не было, и я нащупал ее гениталии и нижнюю часть тела, и они произвели на меня очень странное впечатление. После этого у меня осталось жгучее и мучительное любопытство видеть женское тело. Я могу припомнить интенсивное возбуждение, с которым я ожидал в Купальне (куда мне еще позволяли ходить с гувернанткой и сестрами), когда гувернантка разденется и войдет в воду. Я могу припомнить больше деталей, начиная с шести лет. В то время у нас была другая гувернантка, также молодая и симпатичная. У нее были нарывы на ягодицах, которые она имела обыкновение обнажать ночью. Я страстно ожидал этого момента, чтобы удовлетворить свое любопытство. Это было как тогда в Купальне – хотя фройляйн Лина (Lina) была более осторожна, чем ее предшественница.

Я вспоминаю сцену, которая должна была иметь место, когда мне было семь лет. Мы сидели вместе однажды вечером – гувернантка, повариха, другая служанка, я и мой брат, который был на 18 месяцев моложе меня. Молодые женщины разговаривали, и я внезапно осознал, что фройляйн Лина говорит: “Я могла бы делать это с маленьким; но Пауль (это был я) слишком неуклюжий, и у него наверняка ничего не выйдет”. Я не вполне ясно понял, что это значит, но почувствовал пренебрежение и заплакал. Лина успокоила меня и рассказала про девушку, которая что-то такое делала с маленьким мальчиком, за которым она ухаживала, и ее посадили в тюрьму на несколько месяцев. Я не думаю, что она делала мне что-то плохое, но я занимался с ней распутством. Когда я ложился с ней в кровать, я раскрывал и трогал ее, а она не возражала. Она была не очень умна, но ее сексуальные устремления были очень сильны. В 23 года у нее уже был ребенок. В конце концов, она вышла за его отца, и теперь она – фрау Хофрат