Пьяная устрица - [4]

– Ах ты обжора! – возмутилась Юлька, хватая собаку в охапку. – Нельзя же столько лопать.

Вместе с Никой она спустилась по лестнице и оказалась во дворе. Юлька поставила собаку на землю. И Ника тут же сделала лужу, причем прямо под ноги Юлькиной соседке снизу, звали ее Лидия Васильевна, и была она на редкость мерзкой и скандальной бабой. Разумеется, поступок таксы соседка немедленно восприняла как личное оскорбление. Лидия Васильевна открыла рот и завопила на весь двор:

– Развели собак! Грязь везде! Шагу ступить невозможно, чтобы не вляпаться.

– Но им же нужно… – попыталась заступиться за весь собачий род Юля.

– Уже и закон приняли! – заходилась от возмущения соседка.

Лицо у нее при этом стало ярко-красным. И Юля даже испугалась, как бы соседку не хватил инсульт. Но ничего, обошлось. Сегодня был день выдачи пенсий. Поэтому Лидия Васильевна не могла тратить весь свой запал на какую-то жалкую таксу. Ей ведь еще предстояло стоять за пенсией на почте. Так что силы следовало приберечь. И Лидия Васильевна лишь пожелала таксе и ее хозяйке множество неприятных вещей, самой безобидной из которых было – провалиться сквозь землю.

Ошеломленная Юлька потащила Нику обратно домой. Та выглядела довольной и веселой. Пока Лидия Васильевна вопила на крыльце, Ника успела сделать все свои дела в небольшую клумбочку, заботливо выращиваемую соседкой, и теперь чувствовала себя отлично. Юлька сунула собаку в дом, схватила сумку с деньгами и захлопнула дверь.

– Сторожи! – велела она Нике уже с лестницы.

В ответ донесся бодрый собачий лай. Ника встала на стражу. Эту собачку подарил Юльке ее жених, у которого она какое-то время гостила. Жених был богатым, поэтому Ника оказалась жутко породистой. И могла бы тоннами собирать медали на выставках, если бы ей позволили. Но на внешности таксы эта породистость положительно не сказывалась. Она была кривоногой, коротколапой и очень, очень длинной. Такой длинной, что Ника больше напоминала ящерицу на лапках, чем собаку.

Но нрав у нее был точно собачий. В этом Юлька убедилась на собственном опыте. Ника, не задумываясь, бросалась на людей, собак и прочие предметы, если ей казалось, что они таят угрозу для ее обожаемой хозяйки. Сторож из Ники тоже вышел отменный. Она умудрялась придать своему лаю столько солидности, что казалось, будто за дверью живет по меньшей мере овчарка-медалистка.

Юлькин жених уже через полгода совместной жизни с Юлей решил отправиться на учебу в Японию. Что он с присущей ему целеустремленностью и сделал, оставив Юльку одну, но с таксой на руках. Юлька жениха не ругала. Тем более что он и ее звал вместе с ним в Японию. Но японские иероглифы и сами маломерные японцы наводили на Юльку такую ностальгию, что она вернулась обратно на родину уже через месяц.

И вот теперь она шла в магазин. И чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете. Как будто бы не было ничего более замечательного, чем идти в ближайший магазин за покупками. Но это был родной магазин, где все, даже бомжи и продавщицы, говорили на чистом русском. И стало быть, тоже были родными и близкими.

Кстати, если говорить о бомжах, то один представитель этого славного племени уже долгое время двигался следом за Юлькой. Время от времени он забегал вперед, пытливо всматривался в Юлькину физиономию. Увиденное его каждый раз так поражало, что он подолгу стоял как вкопанный. Потом все повторялось снова. Когда бомж в третий раз повторил свой маневр, Юля наконец очнулась от приятных мыслей и тоже посмотрела на бомжа.

Бомж просиял. Юлька опешила. Это был самый обычный питерский бомжик. С бородой. Ни молодой, ни старый. Так, серединка на половинку. Впрочем, он мог вполне оказаться и Юлькиным ровесником. Внешность у бомжей еще решительно не говорит об их возрасте. Одет бомж был в замусоленную куртку, рваные брюки, а что касалось ботинок, то вместо них были валенки. И это в июльскую жару.

– Тебе чего? – машинально спросила Юлька у бомжа.

Тот молча потряс головой. Юлька попыталась поспешно уйти, но бомж преграждал ей дорогу и уходить явно не собирался.

– Дай сотку, – просительно сказал он. – Тогда я забуду, что мы с тобой встречались.

У Юльки отвисла челюсть. С таким нахальством ей еще не приходилось сталкиваться.

– Проваливай! – посоветовала она бомжу. – Нет у меня для тебя денег.

И она решительно двинулась дальше.

– А я ведь могу и ревизору нажаловаться, – сообщил ей в спину бомж.

– Хоть губернатору, – ничуть не испугалась Юлька и даже фыркнула от возмущения.

Ну до чего грамотный бомж пошел! И ревизора упомянет, лишь бы на бутылку сообразить. Юлькин бомж немного постоял, видимо, обдумывая Юлькины слова. По всему было видно, что он такого развития разговора не ожидал. Потом кинулся догонять Юльку.

– Хоть полтинничек-то отстегни! – закричал он. – Душа горит! Обеднеешь, что ли? Столько денег хапнула! Не будь гадиной, поделись малой толикой! Век тебе благодарен буду!

– Вот идиот! – разозлилась Юлька, прибавляя шагу.

– Ну хоть на «малек» дай! – не отставал от нее бомж. – На «Красную шапочку»!

– Отстань! – рыкнула на него Юлька.

Она пьяниц терпеть не могла. Брезговала. И не понимала людей, которые их жалеют. И уж точно денег ему на выпивку давать не собиралась. С какой это стати? Чтобы он еще больше привязался? Кажется, бомж проникся ее твердостью, потому что наконец отстал.