Пядь земли - [193]

— Я такого не желаю терпеть, — говорит.

— Что терпеть?

— А то… что любой может вас схватить и потащить, когда захочет, а еще чтоб вы там во всякой грязи копались.

— Ну что ты, милый. Это ведь моя профессия!

— Профессия? Зачем жене профессия? Профессия у меня есть. Хорошая профессия, крестьянская. Нет на свете ее лучше. Если я не стал хорошим старостой, так и вам не быть хорошей повитухой. Проживем без этого. А сына вашего выучим. Ишь, со мной они вздумали в дурака играть! Ну ничего, попомнят они это… Господи, знаете о чем я этой ночью думал?

— Не знаю.

— О том… что надо мальчику образование дать.

— Милый… — Шара Кери кладет ладонь ему на руку.

— Так что… я свое слово сдержал, верно? — вытирает он рот, обнимает Шару.

— Да-да. Я в этом не сомневалась. Уж если я за кого возьмусь, дорогой… Нет, нет, отпустите меня! Идти мне надо. Сейчас пустите, а потом посмотрим, — выскальзывает она у него из рук, целует его на ходу.

А жену Ферко Тота забрало не на шутку: уж не до притворства ей. Все на окно смотрит в нетерпении. И вот в соседней комнате раздается наконец голос Шары Кери.

— Где тут у вас молодая жена? — слышится за дверью. Еще слышно, как свекровь сморкается в платок; открывается дверь, Шара Кери подходит к дивану, садится.

— Что у нас случилось? — берет Ребеку за руку.

— Господи… кажется, началось…

— Так это ничего, милая… Это так и полагается, — и расстегивает на ней платье. — Ну-ка, посмотрим…

— Ох, да как же ничего-то?.. Что он подумает, бедный?.. — устраивается Ребека для осмотра.

— Что подумает? То, что вы захотите. От вас зависит.

— Не знаю, как и быть… Ох, как бы чего не вышло.

— Все обойдется. Доверьте это мне. Ну-ка, посмотрим…

Ребенок появился на свет в пять часов. Мальчик. И сразу заверещал, как голодный поросенок.

Ферко прыгает от радости: то к ребенку кинется, то к жене — и вдруг замечает мать, которая стоит тихонько в ногах кровати и плачет.

— Что с вами, мамаша? — спрашивает он испуганно.

— Ох, сынок, сынок… — говорит та и отворачивается. Подходит к Шаре Кери. Шепчет ей: — Скажите, милая, что это за ребенок? Чей он? Ведь семь месяцев только, как поженились они…

Шара Кери смеется громко, поднимает ребенка:

— И чего вы все выдумываете? Чего боитесь? Ведь и слепому видно, что прежде времени он родился. Смотрите, уши у него какие. Недоразвитые. Видите? Ну смотрите!

— Да это я вижу… А если прежде времени… будет он жить-то?

— Что за разговоры? Почему ж ему не жить? Ребенок ровно на седьмом месяце родился, а семимесячные дети все выживают. Странно, правда? Если хоть на два дня раньше или позже родятся, значит, не жилец, на белом свете. А если на седьмом месяце, то будет жив и здоров… Бог знает, почему это так…

Ребека прислушивается к разговору, вздыхает. Может, и обойдется все. Феркин это ребенок, и все тут. Чей же еще? Ребенок вопит. Шара Кери уносит его в другую комнату, чтобы мать отдохнуть могла.

— Не ори, не ори. Ишь, разорался. Кто поверит, что ты семимесячный, если ты так орешь?.. — шепчет она, переворачивая младенца на животик.

Только в шесть часов уходит Шара Кери домой.

Удивляется, что дверь не заперта. Господи, она ж забыла сказать Вирагу, чтоб запер, когда будет уходить. Могли чужие забраться. И вправду чувствует необычный какой-то запах в горнице. В углу что-то зашевелилось: Ференц Вираг подымается с дивана.

— Ну, знаете ли… это уж слишком… — говорит Шара.

— Ничего не слишком, — отвечает Вираг. — Как хотите, а я без вас домой не пойду… Теперь уж все равно. К этому идет дела…

— Ну хорошо… да все же… — теряется Шара Кери. Сама уж не знает, правильно ли она сделала,, что уступила ему. Что на всю жизнь привязала себя к этому человеку. К мужику. Правда, он и собой неплох, и умен. Пожалуй, даже очень умен. И у сына ее будет имя. Фери, Фери Вираг. Красивое имя. Теплое. Как добротная одежда. Гордое имя. Словно тот, кто его носит, выше других на целую голову.

— Я что хочу спросить… В самом деле хорошо мальчик учится?

— В самом деле. Круглым отличником был в прошлом году, — отвечает Шара и нерешительно начинает раздеваться.

— Я к тому… что если он хорошо учится, то выучим его на судью. Это вы мне доверьте. Деньги у меня есть, накопил я достаточно, пусть только сын ваш постарается. Ну, и нас пусть уважает, если уж на то пошло…

Шара Кери быстро разбирает постель, делает шаг вперед, шаг назад — и платье падает с нее. Сорочка белеет в рассветном полумраке; забирается Шара в постель. Положив ладонь под голову, смотрит на Вирага смеющимися, лукавыми глазами…

9

Облака стаями плывут по небу; несет их теплый юго-западный ветер.

Тень набегает на деревню, а поля в это время купаются в ослепительных лучах солнца; потом в поля уносит тучу, а в деревне все сверкает, как умытое. Кроме этого, можно сказать, нет ничего нового. Все работают, сколько хотят или сколько могут. А дел хватает по горло.

Конец мая стоит; на лугах уже тра́вы по колено; в палисадниках цветут пионы. В какой-то хате зеленый лук ели, даже на улице бьет в нос запах. А где-то жарили мясо на оливковом масле, тоже слышно издалека. Рядки скошенной люцерны сохнут в саду; дождевая вода застоялась в ушате — все издает свой особый запах. Болиголов по краям канав уже не просто ярко-зеленый, а ядовито-зеленый; тут же лопухи, дикие мальвы, ползучая бузина. Все это пахнет сильно и по-разному. Лепестки жасмина рассыпаны в пыли — детишки, должно быть, бегали, цветы воровали. Май, весенний ветер, солнце, тень — разве опишешь все так, чтобы ничего не пропало!..