Путник, зашедший переночевать - [64]
Глава двадцать девятая
Зимние холода
А они вот они, те зимние холода, которыми славен наш город, — заявились в полную силу. Проснулись мы однажды на рассвете и видим: небо низкое, темное, и земля вся замерзла; холодом тянет понизу и поверху, источают холод и уличные камни, и тучи небесные, долины и ущелья, горы и холмы. Таких морозов, мой птенчик, ты в жизни не видывал, и дай тебе Бог никогда не увидеть. Только в землях людей крещеных, на которые Господь, благословен будь Он, взирает словно бы гневным оком, зимние холода могут достичь такой ошеломительной силы.
Попозже, ближе к сумеркам, снег стал сеять — поначалу редкий еще, маленькими такими хлопьями, будто мягкие перышки, а потом пошел сплошными полосами, точно плотная пряжа. Идем с вечерней молитвы, весь город уже занесен снегом, а он все идет. К утру все дома утонули в снегу, а он все идет и идет. Будто, пока летит вниз, уже порождает над собой свое подобие. Едва родился, тут же зачал, и сразу же рождает новое поколение снежинок. А оно, в свой черед, рождает следующее, и так без конца.
Приятен снег глазу, да утомителен для тела. Идешь на рынок и тонешь в снегу. Хочешь вернуться домой, следы своих шагов в снегу найти уже не можешь. А пока ищешь, кровь стынет в жилах и кости трещат на морозе.
Тому человеку, который нашел здесь себе пристанище, холод не страшен, на нем теплое пальто, а свои дни и свои, похожие на дни, ночи он проводит в Доме учения. Когда же возвращается в гостиницу, застает там теплую печь, и горячую еду, и кипяток в «самоваре». Но у большинства людей в городе дома завалены снегом до самых окон, мороз ползет по ножкам кроватей.
Холод поднимается кверху. Ни птицы в небе над головой, ни собаки, ни даже кошки на земле внизу. Все птицы покинули эти места ради теплых стран, может, какая-то пара как раз сейчас клюет кровлю моего дома в Иерусалиме, моего разрушенного дома, а может, щебечут оттуда своим сестрам, как, бывало, щебетали с крыши нашего старого Дома учения.
Все дороги в город засыпаны снегом, дома утонули в снегу. Иногда кажется, что это окна ушли в землю, а иногда — что это земля поднялась до самых окон. Из-за снега, и мороза, и льда тряпки в разбитых окнах обледенели, а там, где стекла уцелели, свету преградой лед. Во времена нашего детства зима, бывало, рисовала цветы на иных городских окнах, теперь лишь громоздит на них бесформенные ледники. В те времена большая часть домов отапливалась, лишь немногие не топили, ничто не мешало зиме рисовать свои удивительные узоры, а сейчас почти во всех домах не топят, и нет у зимы той свободы.
Даже наш старый Дом учения оказался в кулаке у зимы. Входишь, не окружает тебя тепло. Садишься, не чувствуешь удовольствия, что сидишь. Дров становится все меньше, а Ханох не возмещает убыль. Уже три дня не привозит Ханох дрова в Дом учения. Ханох, который, бывало, регулярно приезжал каждый второй-третий день, изменил теперь своей привычке. Считаю каждый сучок, который кладу в печь, и вопрошаю: «Где Ханох и где дрова?»
Слабенький огонь горит в печи, зачаровывает взгляд, но не греет тело. Наша печь, точно игрушечная печурка: поставил шутник горящую свечу, обвести людей вокруг пальца, — пусть думают, будто и взаправду топят.
Что же случилось с Ханохом, что он отстранился от нашего Дома учения? Может, нашел в снегу сокровище, разбогател, нет больше нужды горбачить с вязанками? Стал я спрашивать о нем у людей в Доме учения. Сказал Реувен: «Видел его сегодня». Сказал Шимон: «Нет, вчера». Сказал Леви: «Говоришь, вчера, а не позавчера ли?» Сказал Иегуда: «С телегой видел или без телеги?» Сказал Иссахар: «Какая разница, с телегой или без телеги?» Сказал Звулон: «Большая разница, если видел в телеге, то наверняка не видел, ведь позавчера была суббота, сами слова тебя опровергают». Сказал Иосеф: «А ты что думаешь, Биньямин?» «То же, что ты, — сказал Биньямин, — но в любом случае стоит выяснить, была ли запряжена лошадь». Сказал Дан: «А если была?» Сказал Нафтали: «Если была, значит, отправился в путь». Сказал Гад: «Да мыслимо ли человеку отправиться в путь в такие холода?»
Ошибся я, что не назначил Ханоха постоянным служкой. Постоянный служка не мешкал бы с доставкой дров.
Говорю я Ханоху: «Ай-яй-яй, Ханох! Что ж ты не привозишь нам дров? Разве ты не видишь, что печь остыла и евреи дрожат от холода? Где твоя честность, где твоя жалость? С каким лицом ты через сто двадцать лет предстанешь перед Высшим судом, зная, что доставил такие неприятности сынам Израиля?»
А поскольку Ханох молчит, мои упреки становятся еще более горькими: «Ты, Ханох, жесток, и лошадь твоя, твой Ханох, тоже жестока, и телега ваша не лучше вас обоих. Евреи замерзают от холода, а вы себе гуляете в свое удовольствие по снежным дорогам. Может, даже скользите на коньках по льду, как те господа, которые только и знают в жизни, что наслаждения и удовольствия».
Разумеется, все это я не высказал Ханоху прямо, поскольку он так и не пришел выслушать эти мои упреки. Но где же он? Этим делом явно следует заняться.
Я снова спросил людей в Доме учения — что такое случилось с Ханохом? Сказали, что он, наверно, уехал в деревню и застрял там из-за снега, ведь в такой снегопад нечего и думать двинуться в обратный путь. Вот кончится вьюга, вернется и Ханох. Я сказал: «Я не за Ханоха боюсь, я боюсь, что завтра у нас совсем не будет дров для печи». А мне сказали: «Если господин только этого опасается, то ему нечего бояться. Где есть деньги, там есть и дрова, а где есть дрова, найдется, кто их и принесет».
Роман «Вчера-позавчера» (1945) стал последним большим произведением, опубликованным при жизни его автора — крупнейшего представителя новейшей еврейской литературы на иврите, лауреата Нобелевской премии Шмуэля-Йосефа Агнона (1888-1970). Действие романа происходит в Палестине в дни второй алии. В центре повествования один из первопоселенцев на земле Израиля, который решает возвратиться в среду религиозных евреев, знакомую ему с детства. Сложные ситуации и переплетающиеся мотивы романа, затронутые в нем моральные проблемы, цельность и внутренний ритм повествования делают «Вчера-позавчера» вершиной еврейской литературы.
Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся. Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю.
Сборник переводов «Израильская литература в калейдоскопе» составлен Раей Черной в ее собственном переводе. Сборник дает возможность русскоязычному любителю чтения познакомиться, одним глазком заглянуть в сокровищницу израильской художественной литературы. В предлагаемом сборнике современная израильская литература представлена рассказами самых разных писателей, как широко известных, например, таких, как Шмуэль Йосеф (Шай) Агнон, лауреат Нобелевской премии в области литературы, так и начинающих, как например, Михаэль Марьяновский; мастера произведений малой формы, представляющего абсурдное направление в литературе, Этгара Керэта, и удивительно тонкого и пронзительного художника психологического и лирического письма, Савьон Либрехт.
Множественные миры и необъятные времена, в которых таятся неизбывные страдания и неиссякаемая радость, — это пространство и время его новелл и романов. Единым целым предстают перед читателем история и современность, мгновение и вечность, земное и небесное. Агнон соединяет несоединимое — ортодоксальное еврейство и Европу, Берлин с Бучачем и Иерусалимом, средневековую экзегетику с модернистской новеллой, но описываемый им мир лишен внутренней гармонии. Но хотя человеческое одиночество бесконечно, жива и надежда на грядущее восстановление целостности разбитого мира.
«До сих пор» (1952) – последний роман самого крупного еврейского прозаика XX века, писавшего на иврите, нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона (1888 – 1970). Буря Первой мировой войны застигла героя романа, в котором угадываются черты автора, в дешевом берлинском пансионе. Стремление помочь вдове старого друга заставляет его пуститься в путь. Он едет в Лейпциг, потом в маленький город Гримму, возвращается в Берлин, где мыкается в поисках пристанища, размышляя о встреченных людях, ужасах войны, переплетении человеческих судеб и собственном загадочном предназначении в этом мире.
Одна из самых замечательных повестей Агнона, написанная им в зрелые годы (в 1948 г.), обычно считается «закодированной», «зашифрованной» и трудной для понимания. Эта повесть показывает нашему читателю другое лицо Агнона, как замечал критик (Г. Вайс): «Есть два Агнона: Агнон романа „Сретенье невесты“, повестей „Во цвете лет“ и „В сердцевине морей“, а есть совсем другой Агнон: Агнон повести „Эдо и эйнам“».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.