Путник со свечой - [2]

Каждый нерв героев, каждая клеточка мозга — все обострено до крайности. И всякий, даже самый пустяковый укол действительности — причина страдания за себя, за меня, за нас за всех. И все эти герои, мудрые, опытные, всезнающие, обремененные внешним благополучием или раздираемые страстями и даже побиваемые каменьями, — все они в равной степени кажутся беспомощными детьми пред ликом, как это принято говорить, самой Судьбы, если подразумевать под этим эпоху и общество с его предрассудками. Они преисполнены любви, и сострадания, и удивления, ибо нельзя творить Добро, пренебрегая элементарной добротой, как нельзя любить все человечество, не испытывая любви к ближнему.

Сказка? Но это все было, и было именно так, как и реальная гибель без надежды на чудесное воскрешение, хотя где-то за рамками сюжета подразумевается, что Добро все-таки побеждает.

«В ту ночь я лежал без сна, вглядываясь в свои годы...» — из письма Ли Бо.

Искусство вглядываться в свои годы в высшей степени интимно и требует высокой духовной подготовки. Умеющий «вглядываться» склонен к самоисповеди. Когда мы размышляем о себе, о своем предназначении, о месте среди себе подобных, мы исповедуемся перед самими собой. Исповедуясь, мы совершенствуемся, преодолевая еще одну ступень на пути к нравственному идеалу.

Я прочитал эти три небольших романа-притчи с волнением и сочувствием, и не только потому, что к этому располагает историческое амплуа героев, их загадочная судьба, но главным образом благодаря искусному и вдохновенному перу, придавшему страницам дыхание подлинности, благодаря тому, что вот передо мной слились в одно целое и скупые архивные сведения, и выкрикнутое великими поэтами за их короткую жизнь. Авторское горячее усердие изобличает в нем очевидца тех, не посещенных мною, времен, ибо философская концепция, выраженная с художественной убедительностью и страстью, — разве это не благодатная почва для размышлений о нашей собственной жизни и о смысле жизни вообще?

...Таковы мои самые общие впечатления после прочтения романов В. Варжапетяна. И я думаю: пусть поэзия бессильна внезапно преобразить, облагородить и улучшить мир, зато этот мир, может быть, и не погиб до сих пор благодаря ей, ее усердию, уравновешивающему Добро и Зло.

25.12.85

Москва

Б. Окуджава

Памяти моей матери Анастасии Петровны

Путник со свечой

Древний поэт брал в руки свечу

и с нею гулял по ночам.

Большой был в этом смысл!

Ли Бо

Глава первая

1

Сын!

У дверей моей тюрьмы уже весна, а у нас здесь нет ничего зеленого. Горько писать, вздрагивая от короткого свиста меча и стука отрубленных голов. В горах тигр не смел меня тронуть — в стране людей захлопнули дверь тюрьмы.

Вспоминаю персиковое дерево, которое я посадил перед разлукой с Пинъян и тобой к востоку от моей верхней комнаты. Наверное, высоко оно поднялось, листья его окутаны розовым туманом. Годы не ждут нас... Я вижу, как Пинъян сломала цветущую ветвь, но не может показать мне цветы и плачет, слезы текут по ее щекам. А ты стоишь рядом и смотришь, отыскивая мой след. Одиноко стоите вы под персиковым деревом, и некому погладить вас по голове.

Когда-то, мой сын, ты катался в маленькой тележке, в которую твоя мать запрягала белую козу, а сейчас ты строен и широк в плечах.

Прошлой ночью я сильно продрог — земляной пол был холодный как лед, и сердце было ледяное. Открыл глаза — бумага окна посветлела от одинокого сияния луны, во дворе гремел на ветру бамбук.

Когда идешь по бамбуковому полю, листья гремят, как железные. Издалека слышишь — кто-то идет. Издалека слышат — ты идешь.

В ту ночь я лежал без сна, вглядываясь в свои годы.

Ты, конечно, слышал, как воробей и цикада смеялись над птицей фэн [¹ По преданию, птица фэн появляется, когда в мире торжествует Добро.] не веря, что она пролетает тысячи ли [² Ли — 576 м.] без остановки: «Уж мыто знаем, что иной раз можно долететь даже вон до того вяза, но и это получается не каждый раз. Очень часто случается упасть на землю прежде, чем до него долетишь. Все эти разговоры о полетах на многие сотни ли — чистая болтовня».

Мой сын, не верь воробьям и цикадам, даже если они тысячи раз окажутся правы — их правота не стоит и медной монеты, она не имеет ничего общего с правдой, умножающей познание и возвышающей дух. Следи, не отрывая глаз, за редкой птицей: ее правое крыло закрывает крайний запад, а левое покрывает пустыни востока; когти ее охватывают границы земли, а в полете она охватывает границы небес; она вьет гнездо там, где ничего нет, и дом ее — в пустоте.

Большую часть своей жизни я провел в пути, указанном Лао-цзы [³ Лао-цзы (VI—V вв. до н. э.), автор трактата «Дао дэ цзин», родоначальник даосизма (от дао — путь и с — ученый, т. е. даос — ученый даосского толка). Дао — путь жизни, путь постижения Истины бытия, путь гармоничного слияния с природой.]. Но чем больше я становился похож на совершенного мужа, тем меньше становился похож на Ли Бо. Я стремился постичь Дао, но, постигая его, затруднялся постичь Ли Бо. Я освободился от страстей, стремлений и желаний, как учил Будда, но, заглянув в себя, увидел одинокого светлячка. Душа моя стала великой белизной, которую увидела во сне моя мать, когда я лежал, свернувшись комом в ее чреве, но разве я был рожден все понять и ничего не прибавить? Жизнь моя стала тушью, сам я — кистью из кроличьей шерсти.