Путинская Россия как она есть - [16]
В каждом из этих примеров, из-за которых в своё время поднялась большая шумиха, мы видим проявление сохраняющейся предвзятости в суждениях. Путин начинал в КГБ, а «бывших чекистов не бывает[16]». Следовательно, всё, что он делает — это угроза для соседей.
То, что из сказанного им можно истолковывать как угрозу — принимается за истину. Всё остальное — ложь. Склонность верить в одно и не верить в другое из сказанного Путиным — это неопровержимый признак предвзятости.
В 1990-е годы слово «демократия» приобрело в глазах россиян неприятный оттенок, а в последовавшем периоде оно приобрело ещё одно качество. Это было время «цветных революций», после которых победители немедленно начинали говорить об интересах НАТО так, будто это были их собственные интересы. В программе украинского президента Ющенко кроме этого вообще почти ничего не было, и накануне своего горького поражения он чётко заявил об этом: «Если мы как нация не дадим положительный ответ на вопрос о членстве в НАТО, то мы лишимся независимости. Мы потеряем демократию[17]». Членство в НАТО стало для него новым значением слова «демократия». А для многих россиян «демократия» в 1990-е годы означала коррупцию и нищету. Теперь же этому слову придали геополитическое значение, и эта геополитика была направлена против них.
Сейчас мы подходим к так называемому вторжению России в Грузию. Те, кто знают предысторию вопроса, ясно понимают, что осетины и абхазы не желают, чтобы ими управляли из Тбилиси. Эти народы воевали с Тбилиси, когда рухнула Российская империя. Когда распался Советский Союз, они отбили все нападения грузин и завоевали фактическую независимость. 8 августа 2008 года, всего через несколько часов после заявления президента Саакашвили о том, что «Грузия немедленно и в одностороннем порядке прекращает огонь[18]», его армия начала наступление. Осетины остановили его армию. А когда пришли российские войска, грузины рассеялись и обратились в бегство, оставляя свои города и бросая оружие. В итоге Южная Осетия и Абхазия приветствовали российских освободителей, как их там называют, и провозгласили независимость.
Эта война, полагаю, обозначает начало переоценки представлений Запада о России. Париж взял на себя инициативу в попытке урегулировать конфликт. 10 августа министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер прибыл в Тбилиси, а оттуда направился в Москву. Но по пути он сделал нечто замечательное — посетил осетинских беженцев в России и поговорил с ними. А замечательно это было потому, что в западных репортажах осетинам никогда не уделялось никакого внимания: в центре же внимания всегда были Россия, Грузия, НАТО и прочие масштабные проблемы. Кушнер узнал, что для осетин Россия была спасителем, а Грузия — угнетателем. Полагаю, для Парижа эта поездка стала своего рода прививкой от безоговорочного доверия версиям, выдвигаемым в Тбилиси.
Договорённость о прекращении огня была достигнута. Российские силы отошли в Южную Осетию и Абхазию, а те объявили независимость. Но конфликт преподал несколько уроков. Стало очевидным, что Москва больше не была слабой и робкой, как ещё десять лет назад. Но очевидным стало также и то, что нельзя полагаться на Саакашвили: его словам нельзя верить. Даже авторы долго откладывавшегося и невнятного отчёта ЕС[19] об этой войне не поверили его послевоенным заявлениям о том, что русские напали первыми (он менял свою версию несколько раз)[20]. Стоит задуматься над его поведением, как неизбежно начнёшь подвергать сомнению всю версию событий, предложенную Тбилиси. Это как дёрнуть за нить, торчащую из плохо связанного свитера: вся версия о том, что Москва желает завоевать Грузию и лжёт об этом, начинала распадаться.
С концом «Оранжевой революции» начал распутываться и ещё один клубок: украинцы не пожелали стать пешками в некой грандиозной геополитической игре, а Виктор Янукович не был российской марионеткой, которая могла выиграть выборы только путём обмана. В последнем газовом кризисе с Украиной Москва оказалась умнее и честнее: стало очевидно, что это не Москва, а Киев блокировал поставку российского газа на Запад. Это стало ещё одной нитью, торчащей из свитера. Излагая версию о «газовом оружии», её авторы тщательно старались не замечать, что Москва поднимала цену для всех — как друзей, так и врагов: Армения и Белоруссия также должны были платить больше. Свитер продолжал распускаться.
