Путинбург - [18]

Митин кабинет являл собой антикварный склад: старинная мебель, роскошные кресла и столы, гигантский кожаный диван и в уголке серебряный мальтийский крест, а под ним меч.

— Хочешь я произведу тебя в рыцари прямо сейчас? У меня есть мантия! — спросил Митя, хлебнув Hennessy.

Я вздрогнул. Участие в масонских ложах в мои планы не входило. Рыцарская атрибутика вызывала у меня отвращение, как и любой подобный косплей.

— Зря! Ты не представляешь, какие люди! Какие возможности! Мы возьмем власть! С нами ТАКИЕ ЛЮДИ!

Он стал называть имена:

— Чубайс. Черномырдин. Горбачев. Березовский. Прохоров. Примаков. Бурбулис. Ястржембский. Костиков. Шаймиев. Юмашев. И сам старик Бен[105]! Мир наш!

Я опять покачал головой. Митя выпил еще коньячка. В кабинет вошел Грунин.

— Кстати, познакомься. Владимир — мой заместитель по приорату. Фактически исполнительный директор мальтийского братства!

— Хотите чаю? — спросил меня вице-приор с мальтийским крестом на лацкане. — Я принесу.

Я опять отказался. Много раз мне потом предлагал полковник Грунин попить чаю в Митином кабинете. Но каждый раз я отказывался. Наверное, потому что интуиция. И предупреждение Андрея Балясникова, сказанное мне как-то у него дома в ответ на мой наивный вопрос, почему он ушел из «Русского видео»:

— Слишком много смертей. Внезапных, странных и необъяснимых.

Действительно, как я потом выяснил, на «Русском видео» была эпидемия. Все, кто имел отношение к финансам и темным делам, помирали при очень странных обстоятельствах: разбивались на машинах там, где вообще невозможно разбиться в здравом уме, умирали от приступов астмы, никогда не кашляв до этого, гибли от внезапных инфарктов и инсультов, от странных болезней, покрываясь язвами в течение двух-трех дней, внезапно заболевали раком и уходили в мир иной за месяц. Задолго до Юрия Щекочихина, Александра Литвиненко и Виктора Илюхина[106], каждый из которых тоже был каким-то образом связан с «Русским видео» или расследованиями его деятельности.

У Мити были не только мальчики, у него была еще и жена. Наташа. Алкоголичка и шизофреничка. Впоследствии она тоже стала жертвой инсульта. Но намного позже моего прихода в «Русское видео». Я бывал у них дома на Литейном, бывал и на даче в Сиверской[107]. Митя был странным человеком. Никогда не водил машину, никогда толком не умел пользоваться мобильником, не строил себе особняков. Он не умел считать деньги и планировать. Он не был стратегом, даже тактиком не был. Он был куском мяса, который взяли с собой каторжники, но при этом считал себя организатором побега. В правительственной резиденции К-0 когда-то жили Жданов и Романов. Мрамор и огромные спальни, невероятных размеров бильярд в подвале, огромный сад с выходом к Неве. Красивая дачка была. Сейчас разрушается. Окна выбиты, все растащено, сгнило от сырости — десять лет нет отопления. Сад заброшен, посуду разворовала охрана, диваны заплесневели.

А тогда, в 1994-м, в резиденции К-0 кипела жизнь. Напротив Митиного кабинета, через лестницу, была приемная Мирилашвили. Михо сидел за столом в кипе, читал Тору с лупой, принимал гостей. Каждый день шли переговоры: Кумарин на белом бронированном джипе, губернатор Густов и Людмила Нарусова на правительственных «вольво», Влад Резник на бронированном «роллс-ройсе» (правда, стареньком и с замазанными дверной шпаклевкой окнами изнутри), Чубайс и Греф[108], Виктор Черкесов и Старовойтова, Маневич[109] и Шутов, Руслан Коляк[110] и Боря Немцов, Хакамада и Кириенко, Путин и Кобзон[111], Касьянов и Кох, Гайдар и еще сотни чертей поменьше. Новая Россия ковалась легко. Под звон обкомовского хрусталя и чавканье браконьерской черной икрой из Астрахани, доставляемой через жуликоватого чеченца-прокурора.

Я старался реже бывать в «нулевке». Офис у меня был на Тихорецком, 22, где располагался военно-космический Институт робототехники, который Митя с Владом пытались приватизировать, закоррумпировав космических ученых и построив во дворе огромный алюминиевый ангар-склад. Там мне было как-то спокойнее. В «нулевке» каждый день гремели шумные вечеринки-приемы, Митя напивался и бузил, устраивал салюты, бил хрусталь и порой стрелял в потолок из подаренного коллекционного ружья. Однажды порезал рыцарским мечом картину Айвазовского. Красивый был морской пейзаж, большой, на лимон баксов точно тянул. Но вот не повезло. Искусство оказалось не вечным… А Митя любил море. У него была яхта «Орлан», формально принадлежавшая яхт-клубу ВМФ[112], но переданная Мите в безвозмездное пользование. Она затонула в июне 1993 года. Якобы на ней взорвался газовый баллон. Хотя вряд ли — в это время на борту находился Геннадий Бурбулис[113], которого приговорили к смерти Митины соратники. Вместо него утонула шикарная американская видеокамера Ampex за сто тысяч долларов.

А помимо яхты и картин маринистов, у Мити и Влада был свой порт. В Ломоносове. Об этом много сказано и написано: Путин помог морскому департаменту «Русского видео» взять в аренду небольшую военно-морскую базу под Петербургом[114], откуда выходили контейнеровозы с металлом и где разгружался спирт, заполнивший все ларьки в середине девяностых. И на этой базе не было таможенников и пограничников вплоть до ухода Путина из Петербурга. Но Трабер к тому времени уже был владельцем главного морского порта, так что потеря причала в Ломоносове никого не волновала. Кстати, Путин Митю не любил и сторонился. Я несколько раз сам наблюдал мизансцены, когда он обходил Рождественского бочком, избегая подать руку. То ли брезговал, то ли опасался. Слишком много Митя знал и понимал: и про Трабера, и про Корытова, и про порт Ломоносов, и про цветной металл, и про игорный бизнес в Петербурге. Да и еще много про что: все-таки банк «Россия», у истоков которого стоял Митя в 1991 году, был заморожен как предприятие, к созданию которого имел отношение ЦК КПСС, а в 1994 году разморожен силами будущих создателей кооператива «Озеро»