Пути Земные - [84]

Внешнее Равно Внутреннему — вот что показал анализ всех этих знаков. Все эти события произошли одно за другим в течение каких-то пяти минут, следовательно, они показали нам состояние нашего ума на тот момент. Когда человек живёт в себе, не опираясь на противоположность и считая, что государство — это он, что с ним происходит? Он слепнет. Именно это самое и заявил мне водитель «Жигулей», когда я вышел, чтобы сказать ему всё, что я о нём думаю.

В тот самый момент, когда я сидел, потрясённый открывшейся передо мной картиной — тем, что я и мы смешались в уме современного человека, а двойственное видение исчезло, он выехал на дорогу. «Я вас не видел», — сказал он. Водитель «Мерседеса» нас видел, но плохо, раз притёрся. У богатых зрение лучше? В каком-то смысле. Автобус, который перекрыл нам дорогу, показал нам, что у зрения, которое можно назвать «я-мы», нет будущего, оно закрывает человеку путь вперёд.

Так что, друзья, будем возвращать себе видение? 

Приложение

…

В 1840 году мне довелось встретить у его превосходительства Дмитрия Богдановича Броневского, бывшего директора Императорского Царскосельского лицея, старого сибирского казака Ивана Андреева… прозвище его я позабыл. Пришел он из Сибири пешком — взглянуть на Питер и просить, чтобы всех его трех сыновей приняли на службу царскую. Он рассказал мне две сказки: первая, о «Маринке Калайдайшне», представляет незначительные изменения известного народного рассказа, вторая, без заглавия, передается здесь. От меня, через третьи руки, досталась она г. Шевыреву и занесена им в «Чтения о русской словесности», а потом разбита г. Вельтманом на стихи — и напечатана в «Московитянине» 1849 года.

В обоих случаях она подверглась некоторым поправкам, конечно вероятным и уместным. Печатаю ее, как записал, со всеми анахронизмами, со всеми переводами голоса старого рассказчика. Этот смелый вымысел — выражение богатырской самоуверенности русского народа — должен быть передан во всеуслышание. Сказка кой-где искажена временем и обстоятельствами; но сложена очень давно. Доказательства налицо.

(1856)

ПРЕДАНИЕ

Отчего перевелись витязи на Святой Руси

(Сибирская сказка)

Выезжали на Сафат-реку, на закате красного солнышка,

Семь удалых русских витязей,

Семь могучих братьев названых:

Выезжал Годенко Блудович, да Василий Казимирович, да Василий Буслаевич,

Выезжал Иван Гостиный сын,

Выезжал Алёша Попович млад,

Выезжал Добрыня-молодец,

Выезжал и матёрой казак,

Матёрой казак Илья Муромец.

Перед ними раскинулось поле чистое,

А на том на поле старый дуб стоит,

Старый дуб стоит, кряковястый.

У того ли дуба три дороги сходятся:

Уж как первая дорога ко Нову-городу,

А вторая-то дорога к стольному Киеву,

А что третия дорога ко синю морю далёкому…

Та дорога прямоезжая, прямоезжая дорога, прямопутная:

Залегла та дорога ровно тридцать лет,

Ровно тридцать лет и три года.

Становились витязи на распутии,

Разбивали бел-полотнян шатёр,

Отпускали коней погулять по чисту полю.

Ходят кони по шёлковой траве-мураве,

Зелёную траву пощипывают,

Золотою уздечкою побрякивают,

А в шатре полотняном витязи опочив держат.

Было так — на восходе красного солнышка

Вставал Добрыня-молодец раньше всех,

Умывался студёной водой,

Утирался тонким полотном,

Помолился чудну образу.

Видит Добрыня за Сафат-рекой бел-полотнян шатёр:

В том ли шатре залег Татарчонок,

Злой Татарин-басурманчонок.

Не пропускает он ни конного, ни пешего,

Ни езжалого доброго молодца.

Седлал Добрыня своего борзого коня;

Клал на него он потнички,

А на потнички коврички,

Клал седельце черкасское,

Брал копейце урзамецкое,

Брал чингалище булатное И садился на добра коня.

Под Добрыней конь осержается:

От сырой земли отделяется,

Выходы мечет по мерный версте,

Выскоки мечет по сенной копне.

Подъезжает Добрыня ко белу шатру

И кричит зычным голосом:

«Выходи-ка, Татарчонок, злой

Татарин-басурманчонок:

Станем мы с тобой честный бой держать!»

Втапоры выходит Татарин из бела шатра

И садится на добра коня.

Не два ветра в поле слеталися,

Не две тучи в небе сходилися —

Слеталися-сходилися два удалые витязя…

Ломалися копья их острые,

Разлетались мечи их булатные:

Сходили витязи с добрых коней

И хватались в рукопашный бой.

Правая ножка Добрыни ускользнула,

Правая ручка Добрыни удрогнула —

И валился он на сыру землю.

Скакал ему Татарин на белы груди,

Порол ему белы груди,

Вынимал сердце с печенью.

Было так — на восходе красного солнышка

Встал Алеша Попович раньше всех,

Выходил он на Сафат-реку,

Умывался студёной водой,

Утирался тонким полотном,

Помолился чудну образу.

Видит он коня Добрынина:

Стоит борзый конь осёдланный и взнузданный,

Стоит борзый конь, только невесел —

Потупил очи во сыру землю:

Знать, тоскует он по хозяине,

Что по том ли Добрыне-молодце.

Садился Алёша на добра коня —

Осержался под ним добрый конь,

Отделялся от сырой земли.

Метал выходы по мерный версте,

Метал выскоки по сенной копне.

Что не бель во полях забелелася —

Забелелася ставка богатырская;

Что не синь во полях засинелася —

Засинелись мечи булатные;

Что не крась во полях закраснелася —

Закраснелася кровь с печенью.

Подъезжает Алеша ко белу шатру —

У того ли шатра спит Добрыня-молодец,

Очи ясные закатилися,