Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке] - [248]

Хотя Витфогель считал себя марксистом, основной ход его мысли шел скорее в сторону конструирования такой модели «гидравлического» общества, которая была бы универсальной. Нельзя заранее отрицать и значимости такой модели, которая могла бы тоже стать в известной мере практически полезной. Поэтому принятый с давних пор резко критический тон по отношению к Витфогелю у многих наших ученых не представляется вполне оправданным. Другое дело — проверка некоторых постулатов его гипотезы гидравлического общества на материале истории отдельных цивилизаций. Витфогель в отдельных существенных пунктах мог ошибаться, о чем дальше еще пойдет речь.

В древневосточных и средневековых азиатских странах, хозяйство которых строится на искусственном орошении, наблюдается колоссальное сосредоточение власти, вызываемое в конечном счете самой технологией ирригации. Чем шире масштаб оросительных работ, тем в большей степени они централизованы. Сохранились, начиная с городов Вавилона, целые письменные архивы, хранящие огромную бюрократическую переписку, касающуюся искусственного орошения. Витфогель прав в том, что масштабы искусственной ирригации вели к колоссальному увеличению бюрократического аппарата чиновников и надсмотрщиков. Насколько можно судить по данным, собранным в разных азиатских и африканских странах, самой распространенной формой принуждения, связанного с ирригацией, была всеобщая ирригационная повинность. Она касалась всех свободных взрослых членов общества. Именно потребностями больших ирригационных систем обусловлены особенности структур управления на древнем Востоке. В самой сути крупномасштабных систем искусственного орошения скрывалась причина конфликта между отдельными землевладельцами или общинами и центральной властью, которая преимущественно посредством внеэкономического принуждения стремилась наладить общие работы по проведению и поддержанию больших каналов. Структура системы управления орошением как бы повторяла техническое строение самих линий ирригации: от великих рек к большим каналам и их малым ответвлениям. Чрезвычайно трудным для центральной власти, несмотря на постоянно увеличивавшееся число выделявшихся для этого специальных чиновников, при этом оказывалось обеспечение функционирования небольших ответвлений ирригационной системы в пределах каждого данного участка земли, обслуживаемого членами земледельческой общины. С этим конфликтом было связано в феодальную эпоху разрушение таких мощных систем орошения, как древнецейлонская (на территории современной Шри Ланки). Сложнейшим звеном и на древнем, и на средневековом Востоке остается распределение воды между отдельными пользователями, регулируемое особыми правовыми уложениями.

Большая система орошения на древнем и средневековом Востоке устроена так, что от усилий одного земледельца в ней зависит очень мало. Вместе с тем без его включения в эту систему она не может функционировать на самых низших своих звеньях, в конечном счете самых важных, потому что они должны подавать воду на отдельные поля. Ни одна из известных историй крупномасштабных систем орошения не избежала этого противоречия.

Казалось бы, единственный выход, остающийся у центральной власти, заключался в использовании в ирригационных работах подневольного населения (рабов, военнопленных, заключенных). Хотя, если говорить о модели «гидравлического» общества по Витфогелю в общем виде, в ней такая возможность используется, тем не менее в реальных древних и средневековых ирригационных системах роль рабов не следует преувеличивать (как и вообще для древневосточной экономики, где труд свободных земледельцев был существеннее, чем рабский; неоправданное преувеличение роли последнего исказило картину древневосточного общества в сочинениях ряда историков). В частности, крупнейший наш историк рабства в Вавилонии М. А. Дандамаев показал, что в вавилонском обществе вовсе не рабы служили основой для совершения работ по водоснабжению. Для этой цели закабалялась чаще всего не одна выделенная часть общества (рабы), а все земледельческое население в целом. Это и делает «азиатский способ производства» основой восточного деспотизма. Рабов или заключенных можно было использовать для строительства больших каналов, для «великих строек», но с их помощью трудно решить основную задачу — доведения воды до отдельного потребителя — земледельца или земледельческой общины. Их тоже надо было закабалить.

Принуждение было основным средством организации больших ирригационных работ до относительно недавнего времени. Это запечатлено в самих названиях больших каналов. Так, «Неволкой» на Северном Кавказе прозвали Эристовский канал длиной больше чем в 200 верст, построенный совместным трудов казаков, русских, армян, осетин, кабардинцев и других народов в середине прошлого века по распоряжению наказного казака Терского казачьего войска Эристова. Как еще раньше, в петровские времена, в России сгоняли народ, чтобы рыть каналы, рассказал в повести «Епифанские шлюзы» Андрей Платонов — по первой своей профессии инженер-мелиоратор.

В этом месте меня могут прервать и спросить: а в самом ли деле проведение больших каналов и осуществление других работ, нужных для создания крупных ирригационных систем, невозможно без закабаления больших масс населения? Мое повествование носит эмпирический характер. Я пытаюсь описать то, что известно из исторического опыта (в том числе и совсем недавнего, не только древнего и средневекового). Можно было бы задуматься о том, как в этой области могла бы работать робототехника, разного рода автоматические системы. Но, насколько мне известно, пока нигде в мире их не используют для замены того ручного труда, который раньше всегда применялся при сооружении ирригационных систем. Можно ли думать, что до полной смены принципиальных технических средств крупномасштабная ирригация всегда будет вести за собой все те последствия, которые были у нее раньше? Полагаю, что это должно быть так.