Пути пилигримов - [34]

Когда-то шумный, многолюдный аул почти полностью вымер от чумы и, охраняемый недоброй славой, оставался за пределами дорог, которыми прельщаются любопытные путешественники. Великолепие долин, раскинувших свои цветники по берегам шумных рек с ледяной водой, фруктовые сады создавали атмосферу покоя и уюта, а музыкальные вечерние концерты на террасе дома, будившие эхо в окрестных горах, венчали гармонией счастливые дни в усадьбе Ксаверия.

Но вот перипетии судьбы изменили добрые традиции. Год, другой, третий только письма связывали двух друзей, а затем и они почти прекратились. Потом пришло печальное известие от общих знакомых, что они пытались посетить доктора, но не нашли в бывшем ауле даже места его дома. По-видимому, снежная лавина смела усадьбу вместе с ее обитателем.

Таким образом, Рок расквитался с дерзким нарушителем границ проклятого Богом места. Известие о гибели старого друга потрясло Конрада, но спустя пару лет он был потрясен еще более, когда однажды ему принесли письмо от доктора. Даты отправки не было, как и даты написания. Текст был крайне лаконичен и не содержал даже намека на какие-либо объяснения. Вкратце Ксаверий писал, что обстоятельства его жизни сильно затруднились и в предвидении дальнейших осложнений он просил Конрада найти время и приехать к нему. Суеверный страх музыканта сменился стыдом. Наверняка произошла какая-то путаница. Письмо должно было быть отправлено лет семь назад, но видно пролежало где-то забытое или отложенное. Однако что-то подсказывало Конраду, что послание могло быть и недавним.

Как бы то ни было, музыкант собрался в дорогу. Посвященная в историю доктора, вместе с ним поехала его тринадцатилетняя крестница Альбина. Любовь к музыке сближала ее с Конрадом, но более всего она пленялась романтическими фантазиями Конрада.

История проклятого аула и исчезнувшего доктора захватила воображение девочки, и она ждала самых неожиданных приключений. Через неделю-другую они достигли гор и вышли на дорогу, ведущую к Джамагату.

Да, следы лавины, словно слизавшей языком лесистый склон горы, свидетельствовали о катастрофе, но в остальном все оставалось на месте — пустой аул, цветущие сады и — главное — жилище доктора. Двери оказались не заперты, но запустение и густой слой пыли явно свидетельствовали, что дом давно нежилой.

Гости решили провести здесь несколько дней и насколько возможно разъяснить судьбу хозяина. Его образ словно незримо витал в воздухе усадьбы. Конрад глядел на старые, изогнутые стволы диких яблонь, и ему вспоминалась сухая неподвижная фигура Ксаверия. Как часто в закатный час, который доктор называл священным, он выходил в сад и, садясь по-турецки под деревом, замирал в молчании. Он слушал «тишину мира» сквозь трели сверчков, замирающее пение птиц, шум горной реки…

Полностью замерев, Ксаверий мог останавливать дыхание и становился невидимым. Нет, конечно, он не исчезал из окружающего пространства, но настолько сливался с ним, что его невозможно было отличить от придорожного пенька или замшелого валуна. В узком лице сквозили черты древнего, мудрого змия.

Музыкант наклонялся над маленьким садовым прудом, осеченным плакучими ивами. В нем догорали последние краски темнеющего неба, и память являла ему тихую, медленную улыбку на лице его друга. Его глаза, внимательно смотрящие на мир, напоминали крохотные колодцы со светло-зеленой водой, долго излучали серьезность, а затем в них начинал брезжить едва заметный свет. Он нарастал и постепенно превращался в свет улыбки. Казалось, что доктор улыбался уже не одним лицом, а всем телом, всей душой, обращенной к собеседнику.

Речь Ксаверия напоминала звуки струящейся воды и стук камней друг о друга. Она заставляла слушать себя даже животных. Как часто злобно лающие собаки внезапно смолкали, услышав голос доктора, и являли полнейшую готовность ему служить.

Завершая портрет его, нельзя не упомянуть о походке. Он двигался, как кузнечик, то рассчитывая каждый шаг, то перелетая немыслимые расстояния, словно на незримых крыльях.

Была ли причиной тому ясность воспоминаний, жажда открыть истину или взбудораженное воображение, — но Конрад постоянно ощущал присутствие друга в покинутой усадьбе. И это была не фантазия! После полуденного зноя он находил только что политые кусты роз, или переместившиеся по участку огромные камни, на которых любил сидеть доктор, или фантастические коряги, вдруг украсившие старую изгородь. А тихие шаги в уснувшем доме, а легкое дыхание, а запах мяты? Ксаверий любил ее аромат и натирал ее листьями ладони и грудь.

И вот наконец, на седьмую ночь, он приснился Конраду. «Я рад твоему приезду, — сказал он, — но ищи меня в Черном Замке!»

Музыкант, проснувшись, еще сомневался в своем видении, когда к нему пришла крестница.

— Он приходил к нам и просил искать его в Черном Замке.

В тот же день они отправились к перевалу. Погода не благоприятствовала им, облака закрывали небо, холодный ветер то подталкивал в спину, то дул в лицо.

К вечеру путники разбили лагерь у подножия горы, на вершину которой должны были взобраться. Конрад с сомнением осмотрел несколько троп, ведущих в гущу деревьев. Какая из них окажется верной?