Пути кораблей - [3]
Великая Отечественная война застала Ивана Сергеевича на севере Новгородской области. Уже в конце 1941 года он обдумывает план книги о партизанах Ленинградской области, пытается добиться направления для сбора материалов в одно из партизанских соединений. К сожалению, намерения Соколова-Микитова не осуществились.
Четверть века жизнь Соколова-Микитова была связана с селом Карачарово на Волге. Здесь, в Калининской области, в ста метрах от волжской воды, на опушке леса стоял простой бревенчатый домик. Широкая гладь Московского моря, перелески и деревеньки на противоположном берегу, обилие цветов, лесные птицы — все это было близко русскому сердцу писателя.
«Я бросил здесь якорь. Это моя последняя гавань!» — с грустью говорил он мне, когда я как редактор вместе с Иваном Сергеевичем готовила к печати его очередную книгу.
В «Карачаровский период» он выступил и как мемуарист, и как критик.
Книга воспоминаний, писавшаяся автором до последнего дня жизни (умер он в 1975 году), содержит портретные очерки М. Горького, И. Бунина, А. Куприна, А. Толстого, М. Пришвина, К. Федина, В. Шишкова, А. Грина, О. Форш, А. Твардовского, полярного исследователя П. Свирненко, художника и ученого Н. Пинегина, натуралистов З. Сватоша, Н. Зворыкина и других, а также критические статьи об С. Аксакове, Г. Торо, В. Бианки, В. Солоухине.
Именно в эти последние годы жизни Иван Сергеевич много пишет или (когда совсем сдает зрение) надиктовывает близким свои лучшие произведения о родной природе, о деревьях и птицах, о цветах и животных — «братьев наших меньших».
В живописном изображении природы Соколов-Микитов бесспорно унаследовал и творчески развил замечательные традиции русского искусства — искусства Айвазовского и Шишкина, Аксакова и Тургенева, Бунина и Куприна.
Как признавался Иван Сергеевич, именно Куприн, а позже Горький помогли определить ему правильный путь и выработать свои писательские принципы.
Прочитав только что напечатанные рассказы молодого, никому не известного еще тогда матроса торгового флота, А. И. Куприн в 1921 году прислал Соколову-Микитову ободряющую открытку: «Я очень ценю Ваш писательский дар за яркую изобразительность, исконное знание народной жизни, за живой и правдивый язык. Более же всего мне нравится, что Вы нашли свой собственный исключительно Ваш стиль и свою форму. И то и другое не позволяет Вас спутать с кем-нибудь, а это самое дорогое!»
Творчество И. С. Соколова-Микитова во многом автобиографично: всегда и обо всем он рассказывал как очевидец и участник тех или иных событий, и это придает его произведениям документальную убедительность и достоверность, которая так привлекает читателя.
Калерия Жехова
МОРСКИЕ РАССКАЗЫ
Морской ветер
Перед выходом в океан брали уголь в бухте лежавшего на море одинокого каменного островка. Дело было спешное, начальство торопилось сдать фрахт, и грузились мы быстро, с помощью наемных рабочих, разом с четырех барок, прибуксированных к борту. Из всего экипажа на берег съезжал только помощник капитана — отбыть необходимую портовую форму. Городок, построенный рыцарями-крестоносцами, впоследствии служивший пристанищем для морских пиратов, названный по-средневековому пышно и трескуче, лежал над самой бухтой, а вокруг простиралось море — просторное, ослепительно синее, с яркими зайчиками, бегавшими по волнам. Над ним весь день дул с африканского берега упругий теплый ветер, пошевеливавший на кораблях кормовые флаги, а на берегу — перистые листья финиковых пальм. Городок был белый, точно из сахара, весь в густейшей зелени апельсиновых садов, таинственный, потому что никто из нас не мог побывать в нем.
Уголь грузили полуголые люди с непокрытыми курчавыми головами. Они гуськом, цепко ступая плоскими ступнями, взбирались на пароход по доскам, перекинутым с барок на верхнюю палубу, сбрасывали с худых мокрых спин круглые корзинки, черные от угольной пыли. Пыль, смешанная с потом, лежала на их лицах, на голых плечах, на толстых губах и черных ресницах. Вытянув шеи, опустив темные длинные руки, они тяжко взбирались на палубу и, выпрямившись, быстро сбегали по гибкой, колебавшейся под ногами сходне вниз, в барку, где шестеро таких же вычерненных углем людей большими лопатами набрасывали в корзины тяжелый смолистый, тускло блестевший на изломах уголь. Работали они неутомимо, без отдыха, и смолистый поток угля по их спинам непрерывно поднимался вверх, падал в черную пасть угольных ям. Внизу два человека привычным движением взваливали наполненные углем корзины на подставляемые плечи, мокрые от пота, с проступающими под темной кожей мослаками мышц и костей, а наверху другие два опрокидывали корзины в яму, и каждый раз над ямой поднимался клуб сизой, металлически блестевшей пыли. Иногда один из них, поднимаясь по доскам, испускал тонкий продолжительный крик, и тогда все отвечали ему такими же жалобными криками. Работа шла быстро, потому что внизу, отражаясь в воде головой вниз, стоял невысокий, гладкий, празднично выбритый человек в легкой, надвинутой на глаза шляпе-панаме, в просторном летнем костюме и ботинках светло-желтого цвета с широкими каблуками.
