Пути и маски - [51]

Он поглощал всё с жадностью, горстями, едва успевая пережёвывать куски (вилок и ложек здесь, видимо, не держали). Он был так толст, что занимал собою, наверное, четверть залы — Альен не мог перебороть себя и смотрел на него изучающе, будто на экзотического зверя. Несколько жирных подбородков Люв-Эйха (точно больше трёх) тряслись, пока он жевал и облизывал пальцы от липкого сока. Жидкие чёрные волосы были заплетены в косицу, и она казалась до смешного тоненькой по сравнению со складками жира под необъятным халатом.

— Дозволь говорить недостойному, о хозяин, — льстиво пропел раб, отводя глаза от еды; Альен, впрочем, успел заметить вспыхнувший в них голодный огонёк. Люв-Эйх ответил ему, но не раньше, чем расправился с очередным персиком — толстобоким и румяным, как поросёнок, с нежным пушком на кожице.

— Говори, — икнув, пискляво приказал хозяин. Маленькие глазки впились в Альена, словно надеясь пробуравить его насквозь. «Он умнее, чем кажется». Альен отлично знал этот взгляд. Дать, допустим, Кэру из Овражка толпу рабов и «тонкое» воспитание (какое же свинство скрывается иногда за этим «тонким» воспитанием!) — и получится тот же самый Люв-Эйх, разве что чуть глупее. — Кто это такой? Ещё один утопленник?

— Я не утопленник, господин наместник, — вежливо сообщил Альен. — Хотя бы потому, что жив.

— Я не разрешал ему говорить. Скажи ему, — уже не глядя на Альена, пискнул толстяк. И, в раздумьях пошевелив круглыми пальцами, потянулся за чем-то вроде печенья в сахаре. Раб поднялся с пола и виновато кашлянул.

— В доме не позволяется говорить без разрешения господина, — сдавленно прошептал он — так, как если бы вдруг подхватил простуду. Альен лишь возвёл глаза к потолку: в другое время он, может, и согласился бы поиграть по здешним правилам, но теперь явно некогда заниматься ерундой.

— Так пусть господин разрешит мне, — стараясь держать себя в руках, попросил он. — Ибо я тороплюсь, и дела мои неотложны. Я хочу увидеть своих друзей: беда настигла нас этой ночью, — помолчав, он решил всё-таки щегольнуть своим знакомством с забавным миншийским красноречием: — Надеюсь, господин Люв-Эйх отворит своё сердце для милосердия и подтвердит славу своего светлого имени.

От неожиданности толстяк на миг (всего на миг, увы) перестал жевать.

— А он сносно владеет священным наречием. Передай ему.

«Сносно»… Рассеянно скользнув взглядом по неприятным на вид комкам теста в молоке, Альен понял, что даже не уязвлён. Нет пределов человеческой надменности.

Уязвлён он был скорее тем, кто наслал на корабль Дии-Ше — такую тварь нужно вызвать, иначе она будет спать на дне века и тысячелетия. И собирался по возможности выяснить, кто это сделал…

И на эту тушу в малиновом шёлке у него совершенно не было времени.

— Оставь нас наедине, пожалуйста, — попросил он раба. Юноша захлопал ресницами, подумав, что ослышался: к слову «пожалуйста» он определённо не привык.

Люв-Эйх поднял в нитку выщипанные брови. Альен уже не впервые задался вопросом о том, сколько же ему лет. По гладкому, как блин, лицу определить это никак не получалось.

— Ты смеешь приказывать моему рабу? Знаешь ли ты, что чужеземцы на острове Рюй даже ниже шайхов [10]?

— Знаю. Но, боюсь, мой случай несколько отличается от привычных…

Без дальнейших разъяснений Альен наклонился к ковру и приложил к длинному ворсу костяшки пальцев, мысленно всеми силами пытаясь дотянуться до земли под фундаментом. До её тайных соков, до изъеденного сушью лона, до мощных и грубых корней растений, изъеденных жарой… Тугая волна Силы прошлась по его телу, и здание ощутимо дрогнуло. Курильница покачнулась и едва устояла на месте; Люв-Эйх выронил горсть имбирных палочек, которые покатились по полу; раб, взвизгнув, вторично повалился ниц.

Альен выпрямился, ожидая, что толстяк позовёт на помощь — но тот лишь молча, выжидающе смотрел на него. Кажется, совсем не испугался.

— Я благодарен за спасение Вашим людям, но не буду Вашим слугой или пленником. Хочу, чтобы Вы сразу уяснили это.

— Я уяснил, — кивнул Люв-Эйх с уважением в крошечных глазках. И брезгливо кивнул рабу на палочки: — Подбери! — потом помолчал, потирая третий из подбородков: — Мне давно не встречались такие сильные волшебники, о неизвестный. Прими чашу моего восхищения.

И, подтверждая красивый оборот, ногой пододвинул к Альену пиалу с простой водой — будто сразу сообразил, чего именно ему надо. Альен, не церемонясь, в несколько глотков осушил её.

— Ты плыл не на купеческом судне, ведь так? Волшебникам не нужно зарабатывать торговлей, — не дождавшись ответа, Люв-Эйх вздохнул и взялся за следующий персик: так, словно не его хоромам только что угрожало землетрясение. — Значит, на военном корабле? Но твой говор не похож на альсунгский.

— Это был торговый корабль, — спокойно сказал Альен, подумав, что Зелёную Шляпу с натяжкой можно счесть и торговцем. — Но не мой, а моего друга из бывшего Ти'арга. Он нанял меня последить за сохранностью груза.

— Ложь! — пискнул Люв-Эйх и щёлкнул пальцами в дутых перстнях. Раб, разобравшись с палочками, немедленно испарился. — Я чую ложь издалека, волшебник, тем более такую неумелую. Но не буду настаивать, раз уж ты так горяч… Слишком горд, чтобы сесть без приглашения? Ты же еле держишься на ногах.