Пути-дороги - [122]

— Вижу, убегаешь ты от меня, — шутливо сказал мне Маркович, — но я полечу вслед за тобой! И притом очень быстро!

Тогда ни один из нас даже не предполагал, что наша встреча произойдет очень скоро.

Маркович расспрашивал меня обо всем, что случилось с нами за то время, пока мы не виделись. Рассказывать было некогда, и я лишь коротко ответил на его вопросы, забыв сообщить даже о том, что я женился. Но тут в комнату вошла Ева, и я представил ее как свою жену.

— Ты женился? — удивился мой друг, вытаращив на меня глаза. — И взял в жены партизанку?! Ну прямо как в романе…

Вечером нам не удалось поговорить друг с другом, так как нужно было перед вылетом кое-что доделать. Настроение у всех нас было хорошее, боевое, хотя все страшно волновались: как-никак через несколько часов мы будем в Венгрии, где нас ждет полная неизвестность.

Поздно вечером наша группа построилась во дворе школы для принятия торжественной присяги. Все мы были в полном боевом снаряжении, в казарму нам незачем было возвращаться. В углу двора ждала машина, на которой нас должны были отвезти на аэродром.

Для принятия присяги были построены все венгры, находившиеся тогда в школе. Набралось человек триста. Присутствовало все командование во главе с начальником школы майором Выходцом и политкомиссаром венгерских партизан Шандором Ногради. Сначала в наш адрес было высказано много теплых слов, а потом мы принимали присягу.

Затем началось прощание. Каждому хотелось пожать нам руку. Спустя несколько минут мы уже сидели в кузове грузовика, а когда он тронулся в путь, друзья-партизаны дали в нашу честь залп в воздух. Мы ехали по улицам Киева и громко пели венгерские революционные и русские партизанские песни.

На аэродроме нам сообщили, что пока для нас выделяется только один самолет, так как все остальные брошены на доставку вооружения и боеприпасов словакам.

Быстро переговорив с товарищами, я решил оставить семь человек Миклошу Рекаи, который возглавит их. Эта группа захватит с собой запас боеприпасов и взрывчатки. Вылететь же она должна по нашей радиограмме. Те, кому выпало остаться, не обрадовались такому решению, но другого выхода у нас не было.

Помогая друг другу, мы надели парашюты. На нас столько всего было надето, что мы с трудом шевелились. В вещмешках у нас было самое необходимое: боеприпасы, сухой паек на двое суток, батареи к рации, которые мы честно поделили между собой, так как они оказались самыми тяжелыми, и смена чистого белья. Автоматы с запасными дисками, ручные гранаты, бинокли, планшетки, пистолеты и финки — все это, привязанное веревочками, висело на нас.

Командир самолета тем временем запросил последнюю метеосводку — погода над Карпатами была летной. Когда мы прощались с Шандором Ногради, солнце уже скрылось за горизонтом. Начали садиться в самолет. Мне лично предстояло еще одно расставание, притом самое тяжелое — с Евой.

Перелетая через линию фронта, наш самолет попал в зону зенитного огня артиллерии противника. По небу лихорадочно шарили прожектора. Я посмотрел в иллюминатор и увидел внизу белые и красные огненные трассы, которые летели в нашу сторону, а затем разрывались, образуя маленькие облачка. Я вгляделся в лица товарищей — мои друзья были серьезны и задумчивы.

«О чем они думают? — возникла у меня мысль. — Неужели в самый последний и решительный момент среди них найдется хоть один человек, который откажется прыгнуть с парашютом?»

Часа за три до вылета я спросил всех, не передумал ли кто, еще есть время отказаться. Но ни один из них не оказался трусом.

Как только мы вышли из зоны огня вражеских зениток, настроение у всех сразу же улучшилось. Мы начали переговариваться.

Время летело быстро. Вскоре из кабины пилота вышел летчик и сказал, что через десять минут будем над целью.

Было решено выбрасываться двумя группами, чтобы не сильно рассеяться. После выброски первой семерки самолет сделал круг, и по сигналу командира приготовилась прыгать вторая группа. Договорились, что первым прыгну я, а последним — мой комиссар Шандор Ихас Ковач.

Дверь отодвинули, и я приготовился к прыжку. Самолет вздрогнул и начал как бы падать. Загорелась сигнальная лампочка. Прыжок!

Я шагнул из самолета. В лицо мне ударил тугой поток воздуха, потом я почувствовал резкий толчок, после которого словно неподвижно завис в воздухе. Более того, какое-то мгновение мне казалось, что я лечу вовсе не вниз, а вверх. Надо мной белел огромный купол парашюта, а вокруг по небу рассыпались мириады звезд.

Через минуту я увидел парашюты моих товарищей, которые быстро удалялись друг от друга.

Взглянув вниз на землю, я различил на ней множество блестящих точек.

«Не на село ли я падаю?» — мелькнула мысль.

Но тут точки исчезли, и густая темнота опутала меня. Я вспомнил указание инструктора как можно крепче держать ноги вместе, и в этот момент в лицо мне хлестнули ветки деревьев, потом меня сильно дернуло, и я повис в воздухе.

Не успел я как следует осмотреться и сообразить, что к чему, как услышал над головой шум приближающегося самолета. Я схватил фонарик, висевший у меня на пуговице френча, и стал светить им в небо. Но густые кроны деревьев закрыли его. Самолет удалялся, а вскоре и совсем исчез. Наступила тишина.