Пути-дороги - [116]

В тот период вовсю разворачивалось партизанское движение в Словакии, и почти каждую ночь туда на самолетах либо перебрасывались группы советских или словацких партизан, либо сбрасывались оружие и боеприпасы в расположение местных партизан. Погода последние дни выдалась нелетная, и потому некоторым группам по пять-шесть раз приходилось выезжать на аэродром, но улететь они так и не смогли. Разумеется, постоянное ожидание и беспокойство отнюдь не улучшали настроения людей.

Наше нетерпение нарастало с каждым днем, и мы буквально забросали Шандора Ногради всевозможными вопросами. Он же призывал нас к спокойствию. Правда, это время мы не теряли даром: детально изучали карту, обсуждали возможные варианты.

Было решено, что прыгать мы будем на небольшое лесистое плато размером четыре на три километра поблизости от покрытого снегами хребта Марамароша.

Начальник штаба нашей группы был опытным парашютистом-десантником. Он дал нам много полезных советов. После этого я сразу же приказал всем привязать автоматные диски ремнем или бечевкой к стволу автомата, так как в момент раскрытия парашюта они часто выпадали. Точно так же пришлось привязать и затвор.

В интересах сохранения военной тайны о месте выброски не сообщили членам группы. Они знали только, что это где-то в Северной Трансильвании. Мы обратили внимание на то, что все ручьи и мелкие речушки в тех местах текут в северном направлении, и договорились, что после приземления все, наткнувшись на ручей, идут на север и выходят к месту сбора.

Большое внимание уделялось сбору группы в одном месте. Договорились о звуковых и световых сигналах, таких, которые не привлекли бы к себе особого внимания.

Я был рад, что в мою группу попали Шандор Ихас Ковач и Миклош Рекаи. Первый из них отличался решительностью и твердостью, а второй — спокойствием и жизнерадостностью. Вошел в нашу группу и доктор Иштван Геллен, не только опытный партизан, но и замечательный человек.

Разведчиком нашей группы стал Шифер Фери (Сигети), молодой улыбчивый крестьянский парень. Шандор Ногради и Дюла Рац попробовали переманить его к себе, но Фери наотрез отказался и остался в нашей группе.

Геза Филебич стал у нас пулеметчиком, и пулемет свой он носил на плече, словно это была лопата или коса.

Лайош Корож, тихий двадцативосьмилетний молодой человек, до войны работал подмастерьем у бондаря. Дома он оставил жену и маленького сына. Он был на удивление спокойным и малоразговорчивым, но я знал, что могу целиком положиться на него.

Старшим разведчиком у нас в группе стал бывший артиллерийский унтер Йожеф Фоки. Это был прямой добрый человек, которого все сразу полюбили.

Миклош Нюль казался человеком замкнутым; его я, собственно, почти не знал, как не знал и Лебовича, которого ко мне в группу в самый последний момент прислал Шандор Ногради, сославшись на то, что он родом из Трансильвании, хорошо говорит по-румынски и может очень помочь нам.

Таким образом, все три венгерские группы оказались вполне самостоятельными подразделениями. Командиры этих групп наделялись довольно большими правами, несмотря на малочисленность самих групп, хотя в армии группа в составе четырнадцати — двадцати человек приравнивалась к отделению или в лучшем случае — ко взводу. Однако у партизан группа в двадцать человек подчас уже считалась отрядом, командир которого пользовался правами командира батальона и мог лично наказать провинившегося и представить к правительственной награде отличившегося в боях. Вместе с комиссаром он нес ответственность за политическое и моральное состояние бойцов группы, о чем нам на занятиях неоднократно говорили преподаватели.

Однажды дежуривший в тот день по кухне старшина обратился ко мне с просьбой выделить ему для чистки картофеля шесть человек.

— Я не могу послать в наряд по кухне людей, которые завтра, быть может, будут смотреть смерти в глаза. Возьмите кого-нибудь из новичков, — ответил я.

Старшина, который был так же молод и горяч, как я, заявил, что в таком случае он уже не просит, а приказывает мне выделить людей для работы на кухне.

Во мне заговорила командирская гордость, и я сказал, что все равно не дам ему ни одного человека.

— Я являюсь командиром этой группы и несу ответственность за ее моральный дух.

Старшина ушел рассерженным.

Когда мы в тот день с песней шли на обед в столовую, нам навстречу попался начальник нашей школы майор Выходец, который подозвал меня к себе и довольно резко сказал:

— Я слышал, что вы не дали старшине людей. А что вы скажете, если я вас арестую за невыполнение приказа?!

— Даже и в этом случае я не дам своих людей на чистку картофеля…

Несколько мгновений мы сверлили друг друга взглядом, а затем Выходец, немного подумав, сказал:

— Ну хорошо, идите!

До этой встречи мне не часто приходилось разговаривать с начальником школы, но после этой не очень приятной встречи у нас с ним завязались дружеские отношения.

Как я уже говорил, наша группа была хорошо вооружена; единственное, что меня беспокоило, так это то, что у командира подрывников, советского партизана Бурова, не было пистолета. К слову сказать, пистолетов на партизанских складах оружия почти всегда не хватало. Сами партизаны не считали пистолет серьезным оружием, поэтому получали его только командиры. Возможно, что именно по этой причине на склады и не завозили много пистолетов.