Путевые записки эстет-энтомолога - [4]

— Знаете, — извинился он передо мной, — я привык обедать в кабинете, поэтому столовая в запущенном состоянии. Здесь нам будет лучше.

Абориген вкатил в кабинет столик, уставленный тарелками.

— Мой повар, — наконец-то представил его консул. — Готовит бесподобно. Спасибо, Харук, можешь идти.

— Приятной еды, сахим, — поклонился абориген и вышел.

Консул пододвинул столик ко мне поближе.

— Угощайтесь. Здесь все местное. Решил вас удивить.

Некоторое время мы ели молча. Действительно, приготовлено было вкусно, хотя я и предпочитал пробовать растительную пищу, к мясной притрагиваясь только тогда, когда ее брал Ниобе. Подозреваю, что мясо в основном принадлежало членистоногим Пирены. Впрочем, как я уже говорил, энтомологи не брезгливы. На Статусе мне довелось лакомиться яйцами скальных пауков, а на Marope-IV отведать круто перченные коконы панцирных живоглотов.

Беседа как-то не клеилась, консул был явно расстроен моим завтрашним отлетом и, похоже, не мог найти темы для разговора. Я ему не помогал. Заводить близкое знакомство я не собирался. Кто он мне? Так, случайный попутчик в поезде жизни.

Внезапно Ниобе встрепенулся и уставился на экран Галактического вещания во все глаза.

— Слушайте, а ведь это о вас! — воскликнул он.

Я посмотрел на экран. Действительно, в блоке новостей показывали мое интервью недельной давности, которое я дал корреспонденту программы «Загадки и тайны Вселенной» в космопорте «Весты».

— Господин Бугой, — тараторил корреспондент, — насколько нам стало известно, вы направляетесь на Пирену, чтобы поймать млечника. Как велика вероятность, что вам это удастся?

— Весьма велика, — лаконично буркнул я с экрана.

— Но, по данным биологов, в этом секторе Галактики млечники до сих пор не встречались. На чем основывается ваша уверенность?

— На моих личных исследованиях.

— Вы не могли бы коротко рассказать о них нашим зрителям?

— Нет, не мог бы. Это профессиональная тайна.

Корреспондент не растерялся. Тот еще пройдоха.

— Простите, но это не праздный интерес. Профессор Могоуши утверждает, что ваша экспедиция на Пирену для поимки млечника — чистой воды фикция.

Пройдоха знал, чем меня зацепить.

— Бред, — отрезал я.

— Это вы о высказывании профессора? — ехидно поинтересовался корреспондент. Для этих стервятников нет ничего аппетитнее, чем стравить между собой старых недругов.

— Нет, я вас просто поправил. Это профессор назвал мою экспедицию не фикцией, а бредом.

— И чем вы ему можете возразить?

— Ничем. Я ни с кем не собираюсь вступать в полемику. Я сам выбирал маршрут экспедиции, поэтому чужое мнение меня абсолютно не интересует. Я верю в свою звезду. О том же, кто из нас прав, мы поговорим после моего возвращения.

Кадр сменился, и я увидел на экране все того же корреспондента, беседующего теперь уже с профессором Могоуши. Как всегда, Могоуши больше растекался мыслью по древу, пространно повествуя о своей коллекции экзопарусников и о том, как он их добывал, чем отвечал на вопросы корреспондента о целях и задачах моей экспедиции. Корреспонденту удалось пару раз вклиниться и все-таки заставить Могоуши высказаться в мой адрес, но, честное слово, лучше бы он этого не делал, потому что профессор вылил на мою голову очередной ушат помоев. Это и понятно — моя коллекция экзопарусников превосходит его коллекцию и по количеству, и по качеству, и по широте охваченных регионов. Кроме того, в моей коллекции около сотни уникальных экземпляров, а в его — лишь два десятка. Для честолюбивого Могоуши я был бельмом на глазу. Но больше всего профессора бесило то, что ни в одном интервью, ни в одной статье я никогда не упоминал его имени. Будто профессора эстетической энтомологии Могоуши вообще не существовало.

В конце передачи показали стереослайды экзопарусников. Я насчитал около двух десятков из своей коллекции и лишь три экземпляра из коллекции Могоуши. Но, право слово, могли бы показать еще с сотню моих, которые по красоте превосходили этих трех профессорских.

— Красивые у него бабочки, — сказал Ниобе.

— Не у него, а у меня, — отрезал я. — Из его коллекции показали всего три слайда.

Со злости я залпом опрокинул в себя стакан янтарной жидкости и поперхнулся. Жидкость напоминала собой адскую смесь спирта, соляной кислоты и перца. Если бы я смог расцепить зубы, сведенные невыносимой оскоминой, то изо рта, наверное, вырвались языки пламени.

— Это настойка зеленого пиренского гриба, — спокойно объяснил Ниобе и, как ни в чем не бывало, протянул мне бокал с какой-то мутной жидкостью, чтобы я запил. — Пробирает изумительно!

Я оттолкнул его руку, схватил со стола банку земного оранжада и опорожнил ее одним глотком.

— Да уж… пробирает… — сипло выдавил я, вытирая выступившие слезы. Огненный клубок зелья медленно опускался по пищеводу, сжигая все на своем пути.

— Напрасно вы запили оранжадом. Настойку зеленого гриба нужно нейтрализовывать соком кактуса Сибелиуса.

Я взял бокал с соком и точно так же, одним духом проглотил и эту жидкость. Зубы отпустило мгновенно, и теперь уже приятный шар мятного холода стал медленно опускаться вслед за огненным, гася пожар. Когда они встретились, я испытал нечто вроде взрыва внутри себя. Вначале огненные иглы пронзили все тело, затем ледяные. Хмельная дурь настойки зеленого гриба, ударившая было в голову, развеялась в клочья, сознание прояснилось.