Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2 - [18]

Князь сказал мне, что в Нухе было человек двенадцать, у которых недоставало правой руки, как у трех кривых календеров из «Тысячи и одной ночи» недоставало пра­вого глаза.

Для лезгина левая рука в счет не идет, если только ему не повезет настолько, что он встретит врага без правой руки.

Однажды лезгины совершили набег на Шильду и напали на дом местного начальника Додаева, писарем у которого служил армянин по имени Ефрем Сукьясов. В разгар резни, желая с помощью уловки спасти свою жизнь, он упал и притворился мертвым. Какой-то лезгин споткнулся в темноте о его тело, распознал в нем врага и отрубил ему левую руку. У армянина хватило не то чтобы мужества, но сил удержаться от крика; к несча­стью, лезгин, выйдя на свет, сразу же заметил свою ошибку: только что отрубленная им рука служила скорее символом позора, а не победы.

Он вернулся и отрубил ему другую руку.

Ефрем Сукьясов пережил эту двойную ампутацию. В настоящее время он служит полицмейстером в Телаве.

Когда юный князь закончил рассказывать мне эту историю, в комнату вошел высокий, худощавый и блед­ный мужчина. Князь Тарханов принял его приветливо, как принимают друзей дома.

Я вопрошающе взглянул на Ивана, который прекрасно понял меня.

— Это Мирза-Али, — сказал он, — татарский перевод­чик при моем отце. Вы ведь любите истории, не правда ли?

— Особенно когда их рассказываете вы, дорогой князь.

— Так вот, спросите его, почему он дрожит.

И в самом деле, я заметил, что рука Мирзы-Али, когда он протянул ее князю, заметно дрожала.

— Говорит ли он по-французски? — спросил я Ивана.

— Нет.

— Как же, по-вашему, я могу задать ему этот вопрос?

— Я задам его от вашего имени.

— А ответ?

— Я переведу его вам.

— На таком условии я согласен.

— Тогда возьмите ваш карандаш и ваш дневник.

— Стало быть, это целый роман?

— Нет, это подлинная история. Не правда ли, Мирза- Али?

Татарин обернулся и, с грустной улыбкой посмотрев на мальчика, в свою очередь что-то сказал ему, явно желая узнать от него смысл слов, только что произнесен­ных им на иностранном языке.

Мальчик объяснил ему мое желание, а лучше сказать, внушенное им мне желание узнать, откуда у Мирзы-Али это дрожание.

Татарин повиновался без возражений, околичностей и предисловий.

Вот что он рассказал.

Генерал Розен обложил Гимры, родину Шамиля (в начале нашего повествования мы уже рассказывали о блокаде и осаде этого аула). У барона Розена было три­дцать шесть тысяч человек, у Кази-муллы — четыреста. Блокада продолжалась три недели, приступ — двенадцать часов. Кази-мулла и его четыреста человек были убиты. Лишь один Шамиль чудесным образом спасся. Мы уже упоминали, что с тех пор и начинается его влияние на горцев.

Но в те дни, когда Гимры только взяли в блокаду и до приступа дело еще не дошло, Кази-мулла, будучи по характеру человеком веселым, велел спросить генерала Розена, не пропустит ли тот его через окружение, чтобы он, выполняя свой обет, мог совершить паломничество в Мекку.

Генерал Розен ответил, что он не может взять на себя решение такого рода, но может снестись по этому вопросу с князем Паскевичем, императорским наместником на Кавказе.

На следующий день прибыл новый посланец Кази- муллы.

На этот раз Кази-мулла спрашивал, сможет ли он, если ему позволят совершить это паломничество, пред­принять его вместе с конвоем.

На третий день пришел третий посланец.

На этот раз Кази-мулла спрашивал, возьмет ли на себя русское правительство, если численность конвоя дойдет до пятидесяти тысяч человек, расходы на их питание и квартирование.

Генерал Розен, не уловивший вначале ни цели, ни тон­кости насмешки, начал догадываться, что Кази-мулла язвит. Он направил к нему своего переводчика Мирзу- Али, чтобы понять, в конце концов, чего же тот хочет.

Заметим, что Мирза-Али — мусульманин суннитского толка.

Мирза-Али был приведен к Кази-мулле и изложил ему требование генерала Розена.

Ничего не ответив ему, Кази-мулла призвал двух пала­чей, велел им стать с топорами в руках по обе стороны Мирзы-Али, раскрыл Коран и велел посланцу генерала прочитать ту статью закона, где сказано, что всякий мусульманин, поднимающий оружие против мусульма­нина, наказывается смертью.

Это был настолько случай Мирзы-Али, служившего христианскому генералу Розену против имама Кази- муллы, что никакой ошибки тут быть не могло.

Так что Мирза-Али начал дрожать и защищать свою голову, пуская в ход лучшие доводы, какие только можно было найти.

Он всего лишь бедный татарин, говорил Мирза-Али, так что не в его власти было выбирать того, кому он хотел бы служить, и ему пришлось служить тому, в чьи руки его отдала судьба.

А так как он попал в руки русских, то поневоле слу­жил русским.

Кази-мулла ничего не отвечал, но, без сомнения, все эти доводы казались ему неубедительными, ибо он все сильнее хмурил брови, и чем сильнее он их хмурил, тем больше дрожал Мирза-Али.

И тогда Мирза-Али стал говорить еще красноречивее.

Его защитительная речь длилась четверть часа.

По прошествии четверти часа Кази-мулла счел наказа­ние достаточным и объявил несчастному переводчику, что на этот раз он его прощает, но пусть тот воздержится когда-нибудь являться к нему снова.