Путевые картины - [161]

Другу своему Меркелю в письме от 1 января 1827 года Гейне писал по поводу «Книги Ле Гран»:

«Наполеон и французская революция изображены в ней во весь рост».

Само прикосновение к теме Наполеона и революции было вызовом по адресу Реставрации, официальных ее идеологов и их доктрины. Реставрация предписывала не заглядывать в ближайшее прошлое европейских обществ; события французской революции, а также и Наполеон насильственно вычеркивались из памяти народов. Немало анекдотов было связано с этими официальными ухищрениями, с этими попытками сделать вид, будто старый режим, каким он существовал накануне 1789 года, естественно, без всяких перерывов продолжает свою историю и в настоящие дни. «Книга Лe Гран» восстанавливает в его живых чертах это неприятное для политиков Реставрации наполеоновское время; автор с воодушевлением вспоминает о разгроме, который учинил Наполеон феодальным правителям Германии, о тех минутах, когда Наполеону стоило только разжать губы, свистнуть — «и Пруссии не существовало больше». Разумеется, Гейне вовсе не слагал хвалу Наполеону, как завоевателю Германии, как французскому императору, для которого оккупированные немецкие земли должны были служить всего лишь колониальным придатком к Франции, дополнением к ее экономическим и военно-политическим интересам. На полноту и всесторонность образа Наполеона автор «Книги Ле Гран» нисколько не притязает, образ Наполеона у него намеренно стилизованный, условный, что дает ему право выдвигать и подчеркивать лишь одну сторону в немецкой политике Наполеона: каковы бы ни были мотивы действий Наполеона, он приобщил Германию к большой исторической жизни, утвердил в завоеванных немецких провинциях новый общественный порядок, разрушил феодальные учреждения, режим крепостничества, привилегий для одних и бесправия для других. Когда Гейне описывает въезд Наполеона в свой родной город Дюссельдорф, то в этом описании все время происходит смещение масштабов: выясняется, как малы были вещи, обиходные для немцев, казавшиеся им великими и непреложными и получившие свой истинный масштаб, когда они очутились лицом к лицу с таким действительно значительным явлением как Наполеон и традиции французской революции, — а традиции эти, хотя и частично, но все же сохранялись при Наполеоне, и к ним он приобщал Германию. Многие юмористические эпизоды возникают, когда факты немецкой жизни переносятся на всемирно-исторический масштаб: присущие им мелкость, провинциальность, экзотичность и анекдотичность неожиданно вскрываются. Таков, например, рассказ Гейне о том, как Наполеон, пренебрегая установленными полицией пятью талерами штрафа, спокойно ехал по самой средине дворцовой аллеи в Дюссельдорфе, и о том, как ни один полицейский служитель не оказал сопротивления императору (глава 8).

Не случайно Гейне объявил в письме Меркелю, что тема его нового сочинения — Наполеон и французская революция. О ней нигде прямо не говорится, но она повсюду проглядывает за темой Наполеона. О ней живейшим образом напоминает барабанщик Ле Гран, который у Гейне почти всегда появляется рядом с Наполеоном. Барабанщик Ле Гран умеет исполнять на своем барабане «красный марш гильотины», и марш этот незаметно сливается с маршами наполеоновских походов и побед над феодальной Европой. Присутствие Ле Грана возле Наполеона постоянно указывает, что Наполеон в его войнах против феодальных государств Европы действовал как продолжатель французской революции; оно указывает также на то, что Наполеон — последний значительный деятель целого периода европейской истории, содержание и смысл которому дала революция и который кончился Наполеоном, уступившим место насилию феодальной реакции. Гейне в «Книге Ле Гран» как бы заклинает дух революции вернуться в Европу. Гейне ведет спор, под каким знаком развивается история его времени — под знаком ли реставрированного старого режима или же под знаком революции, лишь ненадолго оттесненной в глубокий фон эпохи и обладающей прежним обаянием и прежней властью над умами современников.

Назвав свою новую книгу «Идеи», Гейне именно и поставил вопрос, каков знак времени, какие «идеи» управляют им. Хотя имя Гегеля нигде в «Книге Ле Гран» не упоминается, однако же Гейне здесь ведет свои расчеты с Гегелем, тогда господствовавшим в духовной жизни Германии. В Берлинском университете Гейне слушал лекции Гегеля, встречался с ним в гостиных Берлина, был окружен в Берлине ревностными гегельянцами. Уже первые отклики Гейне на учение Гегеля показывают, что, высоко ценя пафос развития, присущий этому учению, дух диалектики, пронизывающий его, Гейне все же не был намерен безоговорочно подчиняться гегелевской догме и системе. В «Книге Ле Гран» впервые прозвучало требование Гейне, чтобы из учения Гегеля были сделаны практические революционные выводы, которых избегал сам учитель. По Гегелю, в основе исторического движения человечества лежат «идеи», которые проходят через многообразные формы: каждая большая историческая эпоха осуществляет свои особые «идеи», имеет свою задачу, свое направление, которые входят в общую «идею» всемирной истории в ее целом. Из «Книги Ле Гран» явствует, в чем усматривает Гейне «идеи» своего времени, — это освободительные идеи французской революции, и они неотделимы от массовой борьбы, от революционного наступления масс, от леграновского барабана. В заглавии нового сочинения: «Идеи. Книга Ле Гран» Гейне сталкивает и объединяет эти две силы — силу философского прозрения в задачи времени с силой массового практического действия во имя их. По Гейне, «идеи» хороши не сами по себе, настоящую цену они получают, когда положены на музыку барабана. Гегель, как известно, до конца дней своих относился сочувственно к французской революции, но для Германии опыт ее Гегель отнюдь не считал обязательным. Согласно Гегелю, немцам предстояло полноту освобождения вкусить в духовной жизни, что, как уверяла его философия, является более почетным и высоким призванием, чем практическая революция, известная по опыту французов. У Гейне французская революция имеет универсальное значение: барабан старого французского якобинца Ле Грана у Гейне гремит и для немцев, положительная роль Наполеона у Гейне — в том, что Наполеон насильственно поворачивает немцев на путь европейского политического прогресса, как бы предлагая им самим продолжить дело, начать которое он их принудил. Много позже в стихотворении 1844 года «Доктрина» Гейне кратчайшим способом выразил содержание своей «Книги Ле Гран»: бей в барабан, не зная страха, подымай людей, в этом смысл науки, в этом смысл Гегеля и его философии. Гейне прямо объединяет в этом стихотворении «идеи» с делом революции, и имя Гегеля, как имя мыслителя, с которым ведется полемика, которого дополняют и преобразовывают революционной практикой, не названное в «Книге Ле Гран», в этом стихотворении названо.