Путеводный нейрон. Как наш мозг решает пространственные задачи - [26]
В одной из статей Магуайр приводит рассказы двух своих пациентов о бесплодных попытках что-то представить:
Это все равно что слушать радио, а не смотреть телевизор. Я представлял, как происходят разные вещи, но передо мной не разворачивалось никакой визуальной картины.
Мне как будто нужно было повесить много одежды в шкаф, но повесить ее было не на что, и все вещи в полном беспорядке падали на пол[138].
Если вы не страдаете от такого нарушения, вам трудно представить, какие трудности испытывают пациенты Магуайр. У них сохраняются лишь туманные воспоминания о прошлом: они не могут представить события, участниками которых были. Они не способны представить будущее. Они очень плохо ориентируются, потому что не могут составить мысленный маршрут. Многие не видят снов – как говорит Магуайр, трудно видеть сны без картинки, – а их грезы ограничены мыслями о настоящем[139]. Лишь немногие из них читают романы: они почти не способны следить за выдуманными сюжетами. Парадоксальное мышление – отслеживание альтернативных сценариев – им тоже недоступно, и по этой причине они могут страдать от переизбытка чувств, принимая решения, связанные с моральным выбором: когда Магуайр предлагала им классическую «проблему вагонетки», где нужно решить, пожертвовать ли одним человеком, чтобы спасти жизнь пятерым, они не могли сравнить варианты и очень расстраивались от необходимости кого-то убить[140]. В интеллектуальном и социальном аспектах эти люди ничем не отличаются от остальных, но их внутренний мир образов чрезвычайно узок.
Имя Магуайр стало известно широкой публике в 2000 году, когда она обнаружила, что у лондонских таксистов, которые три с половиной года изучают город, запоминая названия и расположение 25 000 улиц и 20 000 ориентиров, задний отдел гиппокампа существенно больше, чем у среднестатистического человека, а также существенно больше, чем перед началом курса обучения[141]. Интерпретация Магуайр – и с ней согласны многие коллеги – состоит в том, что задний отдел гиппокампа играет роль хранилища или центра обработки подробной информации о пространстве и навигации. Чем чаще мы используем его для этой цели, тем больше он становится, что объясняет, почему у таксистов его размер коррелирует со временем обучения и с тем, насколько хорошо они знают улицы Лондона, а также почему он возвращается к нормальному размеру после того, как они уходят на пенсию[142].
Нейробиологи до сих пор не могут точно определить функцию гиппокампа. Хранилище воспоминаний? Процессор, который реконструирует их, получая информацию от других отделов мозга? И то и другое? Впрочем, уже несколько десятков лет им известно, что он играет важную роль в формировании автобиографической памяти, в частности, о самих событиях и о времени, когда те происходили: люди с серьезными повреждениями этого отдела мозга с трудом вспоминают все, что с ними случается. Исследования таксистов показали: кроме автобиографической памяти гиппокамп играет важную роль в пространственной памяти и, по всей видимости, использует большую часть своих возможностей для решения навигационных задач. Когда Магуайр исследовала мозг врачей[143] и чемпионов мира по запоминанию[144] – и те и другие прошли интенсивный курс обучения и помнят огромное количество информации (не пространственной), – то обнаружила, что размер их гиппокампа не больше среднего. И это не совпадение, что пациенты с поврежденным гиппокампом не только с трудом вспоминают, кто они, но также плохо понимают, где они находятся, и в целом плохо ориентируются в пространстве, хотя рабочая память у них не повреждена и они без труда учатся другим навыкам.
Получается, что пространство и память тесно связаны, но каким образом? Одна из гипотез утверждает, что гиппокамп использует память о пространстве и местах как некую структуру или карту, на основе которой упорядочивает другие воспоминания. В таком случае извлечение памяти – это ее реконструкция, соединение отдельных элементов из разных отделов мозга – подобно тому, как ткань палатки натягивают на каркас.
Многие наши воспоминания привязаны к месту: трудно вспомнить событие – день рождения, первое свидание, обед с дру– гом, – не вспомнив, где оно произошло. Одно из лучших объяснений значения места для памяти записал антрополог Кит Бассо, изучавший западных апачей из Аризоны во второй половине XX века. Как и многие коренные народы, западные апачи сохраняют и передают навыки и знания с помощью рассказов. Если слушатель не может представить себя в том месте, где происходят события, то эти события трудно вообразить, и они как будто «происходят нигде» – это считается бессмыслицей. Для них «невозможны события без места, – писал Бассо. – Все, что происходит, должно происходить где-то. Место события является неотъемлемой частью самого события, и поэтому указание места события очень важно для его правильного описания – в сущности, изображения. По этим причинам… истории без места действия просто не рассказывают»
