Путеводитель по стране сионских мудрецов - [45]

Глава 11

Много лет тому назад одному из авторов этой книги довелось побывать в Сантьяго-де-Компостелла — старинном испанском городе, где в кафедральном соборе похоронен покровитель Испании — древний еврей Иаков, которого испанцы зовут Сантьяго. Город этот был на протяжении многих сотен лет целью паломничества, и не большим преувеличением будет сказать, что строилась Европа вдоль путей, ведущих к Сантьяго. Помимо желания увидеть этот город свирепого барокко и собор, своей избыточной пластикой напоминающий индийские храмы, автора влекло желание купить там шляпу. Собственно, шляпа паломника с прикрепленной к ней раковиной (во Франции этих моллюсков называют Сен-Жак, что по-французски опять же святой Иаков) у него уже имелась, но рогатой галицийской шляпы еще не было. И заскочил он в магазин, где, выбрав дивную шляпу, подошел к хозяину заведения — вальяжному галисийцу со слегка брезгливым выражением лица. Заворачивая покупку, продавец скользнул по очередному покупателю скучающим взглядом и пробормотал: «Сеньор из Лондона?» Поводом для этого предположения послужила, очевидно, майка с надписью «SASHA LONDON». «Нет, — вежливо ответил покупатель продавцу, — сеньор из Иерусалима». — «Из Иерусалима?» Брезгливость, скука — все это в мгновение ока соскочило с галисийца. Он низко поклонился и с великим уважением произнес: «О, сеньор, в мире есть только три истинно великих города: Иерусалим, Рим и Сантьяго-де-Компостелла!»

Во Флоренции в церкви Святой Аннунциаты находится знаменитый Corto del Morte — дворик мертвых, где похоронены величайшие художники этого города — такие как Понтормо, Бенвенуто Челлини, Андреа дель Сарто, Бронзино… Природная любознательность, склонность к изящным искусствам, а также свойственная тому же автору любовь к кладбищам привели его в это редко посещаемое туристами место. Однако дворик оказался закрыт. Выяснилось, что открывают его всего лишь раз в году, когда служат заупокойную мессу по похороненным там мастерам. Немного поколебавшись, он решился подойти к священнику: «Падре, я художник. Из Иерусалима. Я хотел бы прочитать заупокойную молитву по своим флорентийским коллегам». — «Из Иерусалима?!» И священник лично проводил путника в затворенное место.

*

Пришел в итоге путь мой грустный,

кривой и непринципиальный

в великий город захолустный,

планеты центр провинциальный.

Волшебное слово «Иерусалим» бесчисленное количество раз открывало нам наглухо, казалось бы, запечатанные двери. И нет, наверное, человека на земле, у которого при звуках этого слова не шевельнулось бы в душе нечто особенное, что связано с этим городом, вне зависимости от того, бывал он там или нет.

Иерусалим располагается в Иудейских горах — там, где они начинают свой спуск к Иудейской пустыне и Мертвому морю. И хотя летом здесь достаточно жарко, а по весне и осенью песчаный ветер хамсин укутывает город плотной и душной белесой вуалью, можно сказать, что климат здесь почти идеальный, ибо, как бы ни было жарко днем, к вечеру температура падает, и ночная прохлада смывает накопившуюся за день усталость. К вечеру, словно возвращая собранный за часы палящего зноя свет, начинают светиться дома, выстроенные из иерусалимского камня — мраморизованного известняка, и мягкое золотое сияние раскинувшегося на холмах города представляет собой зрелище ни с чем не сравнимое. Зимы здесь дождливые, и дождь идет не только сверху, откуда ему положено идти, но совершенно со всех сторон и даже снизу. Этому феномену никакого научного объяснения до сих пор найти не удалось. Порой выпадает снег, и тогда вся жизнь в городе останавливается до той поры, пока снег не стает. А по утрам можно видеть, как по долинам наподобие кавалерийских манипул, ал, эскадронов — здесь все побывали — неудержимо несутся облака, а над ними сияют, словно стоящие на облаках, дома на вершинах холмов, и тогда Иерусалим небесный становится не метафорой, а самой что ни на есть реальностью.

Иерусалим — город многоликий, он чем-то похож на луковицу, у которой бесчисленное количество шелухи, и, сколько бы ты слой за слоем ни снимал, до самой лу­ковицы добраться не суждено.

Собственно, если трезво посмотреть на этот город, то надо будет признать, что в смысле красоты ему не под силу тягаться с такими городами, как Рим, Венеция, Париж, Прага… Да чего уж там, Сеговия, Сиена, Каркасон, Толедо, Верона — все они обладают архитектурными достоинствами много выше иерусалимских, как в смысле ансамбля, так и по качеству отдельных зданий. Даже наиболее выдающееся сооружение — Купол-на-Скале (еще его называют мечетью Омара) — не в состоянии состязаться ни с Василием Блаженным, ни с Пантеоном, ни с Шартрским собором.

И в смысле напряжения жизни, свойственного столичным городам, Иерусалим никак нельзя сравнить с такими городами, как Лондон, Москва, Берлин, Амстердам. И тем не менее этот провинциальный, грязный, бедный город спокойно сознает себя центром мира, и никто не оспаривает у него этот титул (честно говоря, сомнительный).

Иерусалим пропитан мистикой самых различных сортов: христианской, каббалистической, мусульманской, масонской. Это здесь в одном из неказистых домов Мусрары, а может быть — Геулы или Нахлаота, сидят вокруг стола, освещенного тусклой лампочкой, несколько низкорослых старых евреев, и отсюда они плетут сети знаменитого заговора, сети, в которых вот уже столько лет беспомощно барахтается весь мир. Роль эта поочередно переходит от одного иерусалимца к другому, и подчас человек сам не знает, что именно он — один из мудрецов Сиона. Это здесь время от времени можно увидеть очередного мечущего властительные взоры молодого мужчину — как правило, он одет в белую хламиду и порой даже едет посередь автомобилей на белой ослице.