Путеводитель по стране сионских мудрецов - [34]

Множество великих испанцев родились в марранских семьях. Достаточно назвать Сервантеса (его мать была крещеная еврейка), и даже величайшая испанская святая Тереза из Авилы была из марранской семьи. Тоска евреев по Испании была так велика, что несмотря на смертельную опасность около ста тысяч изгнанников вернулись.

А что же сами испанцы, вспоминают ли они этот роман, да и вообще признают ли, что он существовал?

Ответ однозначный: да. Достаточно привести слова Федерико Гарсиа Лорки: «Четыре беса создали Испанию: бес католический, бес барочный, бес цыганский и бес еврейский».

А что же те, кто не вернулся? Как мы уже говорили, они рассеялись по разным странам. Но где бы они ни были, они хранили свой язык — ладино — и пели свои знаменитые сефардские романсеро, в которых еврейские молитвы сплелись с арабскими макамами и кастильскими ритмами.

Приятно заметить, что один из авторов, будучи в Гранаде, оторвался со своей женой от группы, чтобы навестить роскошный склеп Изабеллы и Фердинанда — королевской четы, изгнавшей некогда евреев из Испании. Он давно хотел (и тут свою мечту исполнил) кинуть им на усыпальницу пару шекелей — в надежде, что они узнают таким образом, что евреи не только живы, но имеют уже собственное государство.

Роман с Россией отличался от романа с Испанией так же, как роман с одной женщиной отличается от романа с другой. Но были и интересные параллели.

*

Евреям от Бога завещано,

что душу и ум ублажая,

мы любим культуру, как женщину,

поэтому слаще — чужая.

Так, до изгнания испанские евреи не скрывали своего происхождения — напротив, даже подчеркивали оное, как и российские евреи до конца XIX века. И так же, как испанские марраны, многие евреи послевоенного Советского Союза пользовались любой возможностью, чтоб скрыть постыдный факт своего еврейства. С другой стороны, российский роман — наиболее загадочный и непонятный из всех трех. В Испании евреи жили полторы тысячи лет, в Германии — чуть ли не две. За это время действительно могут произрасти отношения, возникнуть симбиоз, развиться чувство причастности.

В России евреи к моменту начала романа жили всего-навсего несколько десятков лет. Вообще-то они появились в России куда как давно: по некоторым сведениям, ими был основан Киев. Но затем при Владимире Мономахе были изгнаны и снова оказались в России лишь благодаря разделу Польши в девяностых годах XVIII века. Россия неожиданно для себя и безо всякого на то желания стала обладательницей самого большого количества евреев в мире.

Об отношении евреев к новому отечеству говорят слова одного из блестящих русских военачальников, героя войны 1812 года — графа Михаила Андреевича Милорадовича: «Без евреев мы не победили бы в этой войне, и у меня не было бы всех этих орденов и медалей». Итак, лояльность, верность, усердие давно были проявлены и замечены, но любовь вспыхнула после реформ шестидесятых годов XIX века. Надо сказать, что накал этой страсти испугал изрядную часть коренного населения. Как писал М. Горькому один из его читателей: «С устранением антисемитизма Россия стала бы благоденственной страной, но евреи были бы там хозяева, а русские — рабы». Евреи этих опасений начисто не ощущали и старались еще больше: мол, непонимание рассеется и любовь расцветет пышным цветом. Мы вовсе не собираемся вникать в сложные отношения евреи—русские. Во-первых, этим и без нас масса народу занимается, что русских, что евреев, во-вторых, вся наша книжка вовсе не про это, а в-третьих, мы говорим исключительно о любовных коллизиях еврейского народа. Так что вернемся, как говорится, к нашим баранам.

Кроме идейных антисемитов и ярых противников этой любви (таких, как Достоевский, например), в русской интеллигенции мы встречаем и филосемитов (Соловьев, Бердяев). Тут надо сказать, что филосемиты в первую очередь были русскими патриотами, которые считали, что антисемитизм вреден русскому народу, поскольку отвлекает его от собственных существенных проблем. И наконец, были люди нейтральные. Они хотя и не испытывали теплых чувств к докучливому обожателю, но в силах были объективно отнестись к возникшей ситуации. Так, Чехов, например, устами своей героини-библиотекарши признавал: «Если б не молодые девушки-еврейки, библиотеку можно было бы закрывать». А потом пришла революция. Сперва февральская. Потом октябрьская. Тут евреи, так же как и русские, заметно раскололись. Среди участников первого бунта юнкеров против большевиков треть была юнкерами-евреями. Среди вождей противников большевиков — Винавер, Гоц, Мартов. Еврей Канегиссер стреляет в еврея Урицкого. Но ярый антисемитизм Белого движения положил этому конец. Белое движение изгнало евреев, Красное — открыло им объятия. И евреи кинулись в них со всем восторгом. На много, много лет. Мы не будем перечислять всех поэтов, композиторов, ученых, хозяйственников — и да, чекистов и партийцев. Они были всюду. Но главное — они уже не считали себя евреями. Самыми ярыми преследователями сионизма и иудаизма были члены Еврейской секции ВКП(б). Они в судорогах коллективного энтузиазма пылко строили новый мир, Царство Божие на земле. А когда дело было сделано, то вдруг обнаружили, что то, что они считали любовью, другие полагали насилием. Что России наскучила их назойливая привязанность. А они ведь (это очень важно и поэтому повторим) ну никак себя евреями не полагали и не осознавали, они напрочь не хотели быть другими и чужими. Пытаясь доказать свою верность, они шли на все, чтоб быть своими для упрямых россиян. Как заметил Михаил Светлов: «Чего они хотят — ведь мы уже и пьем, как они?» Ситуация была жалкой и никак не могла содействовать приятности облика притязателя на сердце России. Эту малосимпатичную черту евреев с горечью подметил философ Карсавин: «Мне стыдно за стыдящихся своего еврейства евреев». Отторгнутые евреи больно переживали свое двойственное положение.