Путеводитель «Автостопом по Галактике» - [34]

Прекрасно. Оооой, оно становится такое сильное. И, ой, что это за свистящий грохот, несущийся мимо моей, я вдруг решил назвать ее, головы? Может быть, я назову это… ветром! Хорошее имя? Сойдет… может, я потом придумаю другое, когда пойму, для чего этот ветер. Наверно, он очень-очень важный, потому что его так чертовски много. Эй! А это что за штука? Это… давайте назовем это хвост — да, хвост. А-ах! Я могу им размахивать, как здорово — так!так! Фьюх! Фьюх! Вот это здорово! Не знаю, для чего это, вроде бы ни для чего, но я потом выясню. Так. Получил ли я хоть сколько-нибудь ясную картину происходящего?

Нет.

Ну и ладно, зато как здорово, так много вещей, о которых все надо узнать, так много всего впереди, я просто дрожу от нетерпения…

Или это от ветра?

Что-то его и правда очень много вокруг, да?

И еще — О! А это что за штука надвигается на меня так быстро? Очень-очень быстро. Такая большая и плоская и… нужно какое-нибудь большое широкое слово… углая… руглая… круглая! Я назову это — земля! Вот! Хорошее название — земля!

Будет ли она мне другом?»

После того, как раздался влажный шмяк, наступила тишина.

Как ни удивительно, единственной мыслью, посетившей вазу с петуниями, было: «Опять?! О нет, только не это». Многие уверены, что, если бы мы знали, почему ваза с петуниями подумала именно так, мы могли бы понять природу вселенной гораздо лучше, чем понимаем сейчас.

Глава 19

— Мы что, и робота берем с собой? — спросил Форд, неодобрительно косясь на Марвина, неловко скрючившегося в углу под маленькой пальмой.

Зафод отвлекся от зеркальных экранов, показывавших панорамный вид унылых ландшафтов, куда к этому времени приземлился корабль.

— Андроида-параноида? — уточнил он, — да, берем.

— На кой нам маниакально-депрессивный робот?

— Вы думаете, от этого будет плохо вам, — Марвин словно обращался к только что занятому постояльцем гробу, — а вот что делать, если маниакально-депрессивный робот — ты сам? Не трудитесь отвечать, я в пятьдесят тысяч раз умнее вас, а все равно не знаю ответа. У меня голова болит, когда я пытаюсь мыслить на вашем уровне.

Триллиан выскочила из своей каюты.

— Мои белые мыши сбежали! — закричала она.

Выражение глубокой обеспокоенности по поводу этого печального обстоятельства не соизволило появиться ни на одном из лиц Зафода.

— В задницу твоих белых мышей, — сказал он.

Триллиан сверкнула возмущенным взором и удалилась.

Возможно, ее слова удостоились бы большего внимания, если бы было общеизвестно, что на планете Земля человеческие существа являлись лишь третьей наиболее разумной формой жизни, а не (как обычно утверждалось независимыми обозревателями) второй.

— Добрый день, мальчики.

Голос был всем смутно знаком, но все же он был другой. В нем появилась материнская нотка. Голос заявил о себе в тот момент, когда путешественники приблизились к выходному шлюзу, который должен был выпустить их на поверхность планеты.

Все переглянулись в недоумении.

— Это компьютер, — объяснил Зафод. — Я обнаружил, что у него есть запасное «я» для критических ситуаций. Подумал, может, так он будет получше.

— Сегодня, ребятки, наш первый день на новой, незнакомой планете, — продолжал новый Эдди, — так что надо хорошенько укутаться и помнить — ни в коем случае нельзя водиться со всякими гадкими-прегадкими пучеглазыми монстрами.

Зафод нетерпеливо похлопал по выходному люку.

— Прошу пардону, — сказал он. — Может, мы как-нибудь сами разберемся?

— Так! — грозно рявкнул компьютер. — Кто это сказал?

— Пожалуйста, открой входной люк, будь любезен, компьютер, — попросил Зафод, стараясь не раздражаться.

— Не открою, до тех пор, пока тот, кто меня перебил, не признается, — настаивал компьютер, четко выговаривая слова.

— О Боже, — пробормотал Форд, упираясь головой в перегородку. Он начал считать до десяти. Он всегда боялся, что в один прекрасный день разумные формы жизни разучатся это делать. Только посредством самостоятельного счета живые существа могут продемонстрировать компьютерам свою независимость.

— Итак, — напомнил о себе непреклонный Эдди.

— Компьютер, — угрожающе начал Зафод.

— Я жду, — перебил его Эдди. — Я могу ждать весь день, если нужно…

— Компьютер, — повторил Зафод, лихорадочно отыскивая какой-нибудь, хоть самый завалящий, довод, способный переубедить машину, но тут же решил, что не имеет смысла тягаться с ней в искусстве аргументации, — если ты сию же секунду не откроешь люк, я немедленно отправлюсь в твой главный банк данных и перепрограммирую тебя. Большим топором. Ясно?

Эдди в ужасе умолк, переваривая угрозу.

Форд спокойно продолжал считать. А это самое страшное, что можно сделать по отношению к компьютеру, все равно что подойти к человеку и начать шептать: «кровь… кровь… кровь… кровь…»

В конце концов Эдди тихонько пробормотал:

— Вижу, нам предстоит немало потрудиться над нашими взаимоотношениями, — и люк открылся.

Ледяной ветер вонзился в тела путешественников, они обхватили себя руками и сошли по трапу на пыльную магратеанскую землю.

— Будете потом плакать, помяните мое слово, — прокричал Эдди вдогонку, закрывая люк.

Несколько минут спустя компьютер вновь открыл и закрыл люк, повиновавшись приказу, который застал его совершенно врасплох.