Путешествуя с мёртвыми - [8]

Может быть, это Джейми когда-то давным-давно помянул в разговоре Игнаца Кароли?

Нет, не похоже… И Лидия вспомнила высокого скромного преподавателя, который на устраиваемых ее отцом вечеринках гулял с ней по саду, рассказывая о королях и капусте: каким способом лечат болезни в Китае и как продолжить обучение без согласия родителей. Вежливый знающий человек, никогда ничего от нее не требовавший, принимавший ее такой, какая она есть. Он никогда не говорил лишнего, хотя, еще будучи школьницей, она заподозрила, что Джеймс не так прост, как кажется. Даже теперь, после семи лет брака, рассказывая какую-либо подлинную историю, он, по примеру Марка Твена, всем описываемым лицам давал фамилию Фергюссон.

Именно это Лидию и беспокоило. Она слышала фамилию Кароли. Или читала. Скорее читала. Она не помнила, как эта фамилия произносится, и, стало быть, Джейми ее не упоминал.

Лидия извлекла свои очки из-под груды бумаг, где она их прятала, когда кто-нибудь входил в комнату, встала, шурша кружевами, и, откинув назад длинные рыжие волосы, двинулась к книжным полкам. С намерением поработать после полудня в прозекторской Рэдклиффской больницы она решила повременить. К тому времени, когда вновь появилась Элен – с подносом бутербродов и луковым супом, – Лидия уже вспомнила, где и при каких обстоятельствах она набрела на фамилию Кароли. Воспоминание скорее встревожило ее, нежели успокоило. Она оставила поднос нетронутым и спустилась в спальню порыться в старых номерах «Ланцета» и «Медицинских изысканий», сваленных под кроватью. Она могла не помнить, есть ли сейчас в Германии парламент и чем большевики отличаются от меньшевиков, зато без особого напряжения месяцами хранила в памяти адрес парижской лаборатории Марии Кюри или год открытия внутренней секреции. Лидия продолжала читать до ужина, когда Элен явилась с еще одним подносом и вынудила съесть половину яйца и часть булочки, сама же развела огонь в камине и зажгла газовый рожок. Лидия нашла смутно знакомую ссылку, но та вывела ее на другое имя. Пора уже было начинать считать часы до полуночи, когда, по идее, должен появиться Джеймс.

Если он не решит задержаться в Париже еще на один день.

Если ничего не стрясется.

Если его не заметит Эрнчестер…

«Если он решит задержаться в Париже, – думала она, намазывая джем и девонширское масло на булочку, а затем кладя бутерброд на поднос, чтобы взглянуть в темнеющее окно, – он даст телеграмму. Он сообщит мне…»

А если не сообщит?

Сможет ли она найти его, отправив телеграмму в консульство… или, может быть, лучше в военное министерство, которому подчинены секретные службы? Где оно там находится, это консульство? Подобно многим девушкам из состоятельных семей, Лидия знала в Париже лишь Елисейские Поля и Рю-де-ля-Пэ. Позвонить по телефону в Министерство иностранных дел в Лондоне… Опять же, где оно располагается? Уайтхолл? Парламент? Скотленд-Ярд? Ну, эти если что-нибудь и скажут, то наверняка солгут…

Лидия остро осознавала свою беспомощность, она была испугана, она не знала, что делать.

«Кроме того, – подумала она, глядя в непроглядную тьму за шторами, – все чиновники давно уже разошлись по домам». И, словно подтверждая эту ее мысль, старинные часы времен Людовика XV, стоящие на камине в гостиной, отчетливо пробили пять раз.

Оставалось сидеть и ждать.

Она заснула после полуночи, улегшись поперек кровати, среди вороха медицинских журналов, разбросанных до порога спальни, так и не сняв своего пышного платья цвета чайной розы. Ей снились разрушенные здания древних городов; каменная кладка была покрыта черной запекшейся кровью и паутиной; из бездонных теней полз шепот столетий.

Джеймс не вернулся и под утро. И все же только после того, как пришла вторая телеграмма, Лидия решилась отправиться в Лондон и попытаться найти этот дом.

Глава 2

– Граф Эрнчестер – вампир.

Стритхэм – суетливый мужчина со скошенным подбородком, которого Эшер никогда не любил, – уставил на гостя прищуренные голубые глаза, как будто спрашивая себя, с какой целью Эшер морочит ему голову и не повредит ли это его положению главы парижского отделения Департамента. Большую часть предыдущей ночи Эшер провел, бодрствуя на борту дуврского парома, затем – в булонском поезде. Он все подыскивал довод, который бы убедил представителя Департамента арестовать Кароли в Париже (что, скорее всего, невозможно, так как вряд ли тот поедет куда-нибудь без дипломатической поддержки) или хотя бы отрядить агента, чтобы тот следовал за ним по пятам.

Когда он, невыспавшийся, голодный и раздраженный, в начале десятого постучал в зеленую крашеную дверь дома на рю де ля Виль л'Эвек, выяснилось, что открыть ее некому. Еще двадцать минут Эшер просидел на скамье под голыми деревьями, выжидая, когда дом подаст признаки жизни. Над городом собирались тучи, вот-вот должен был припустить дождь. «К черту! – злобно подумал Эшер. – Скажу им всю правду».

Стритхэм рискнул усмехнуться:

– Это несерьезно.

– Сам Эрнчестер (иногда он называет себя Фаррен, другое его имя – Уонтхоуп) относится к этому вполне серьезно, – мрачно сказал Эшер, вспоминая мертвого рабочего. – Правду он говорит или нет, будто прожил, питаясь человеческой кровью, два столетия, но я по собственному опыту знаю, что этот человек обладает способностями, за которые хорошо бы заплатили иностранные разведки. Он может пробраться сквозь любую охрану, войти и выйти незамеченным. Он может влиять на мышление людей. Понятия не имею, как это ему удается, но знаю, каков он в деле.