Путешествия за камнем - [30]
В 1911–1912 годах борьба за самоцветы Урала обострилась. В местной газете старого Екатеринбурга «Голос Урала» появились статьи, освещавшие тяжелое положение добычи, с упреками по адресу правительства и землевладельцев Урала. Было собрано совещание кустарей, а затем и специальное совещание в Горном департаменте, в чиновничьем Петербурге.
В результате был заготовлен законопроект о льготах; для добычи самоцветов. Но этот проект был почти единодушно отвергнут горнопромышленниками, как якобы угрожающий дальнейшему развитию всей горной промышленности Урала.
И конец 1912 года был вместе с тем и концом новых стремлений к добыче самоцветов. Кустарное дело осталось по-прежнему в руках немногих артелей и предпринимателей; кое-где им занимались уездные земства и кооперативные организации (наравне с заготовкой масла и яиц), но дело было убито в корне и, главное, был уничтожен стимул к работе.
Такова была неприглядная картина добычи самоцветных камней на Урале и особенно в области Мурзинки. На насиженных местах Мокруши и Ватихи доживали свой век старики старого закала, вооруженные долгим опытом и движимые любовью к самоцвету. Мне приходилось видеть таких горщиков, которые бережно хранили в своих сундуках особенно любимые штуфы или кристаллы и только через несколько лет после находки соглашались продавать их. Они не просто «торговали» камнем, они гордились своей добычей, гордились тем, что им удалось вырвать ее из сырых коней. Но любовь их к камню почти не передалась молодому поколению. Значительный риск при добыче, тяжелый физический труд в шахтах зимой, отсутствие какой бы то ни было организации при ведении работ и затруднения со сбытом материала — все это отталкивало молодое поколение от излюбленного занятия отцов и дедов. Промысел цветных камней и самоцветов медленно умирал… Старые места выработаны, новые не открывались. Да и трудно открыть их, когда все скрыто под покровом лесов и пашен, когда не было горной свободы — свободы поисков, прав на добычу и на закладку шурфов в казенных и посессионных владениях. Только изредка горщикам помогала стихия: пронесется буря, выворотит с корнями дерево и повалит его, а в гигантских корневищах, как в вертикальной стене пятиметровой высоты, открываются следы новых пегматитовых жил, новых самоцветов.
Но такие случайности редки; часть крестьян, наделенная скудными участками земли от заводов, все более и более уходит в хлебопашество; другая, обойденная при наделе, идет искать счастья в чужой стороне.
Старая Мурзинка уходила в прошлое, кончались первые страницы ее двухсотлетней истории.
И, чтобы открылась следующая страница, надо было, чтобы умерли старые формы промысла, чтобы революция свергла власть горнопромышленников и концессионеров; надо было, чтобы прошли первые тяжелые годы восстановления хозяйства, разоренного войной.
И только тогда открылась новая страница в истории уральского камня. На смену старым горщикам Мурзинки и старой гранильной фабрике в Екатеринбурге приходит квалифицированный горщик и гранильщик новых предприятий социалистического строя. Мурзинка сделалась достоянием всего народа, и к ней тянется не богатый ювелир или скупщик самоцветов, тянутся любители камня, начиная с ученых-минералогов и кончая пионерами, совершающими походы «на Мокрушу и Алабашку на поиски самоцветов».
Мало внимания уделяли русские ученые Мурзинке, этой гордости не только Урала, но и всего мира. К стыду XIX века, эти единственные по своему богатству и красоте копи самоцветов и редчайших минералов не только не были описаны, но даже мало посещались русскими минералогами старых школ.
А между тем эти месторождения заслуживают детального научного исследования. Они открывают перед нами странички геологического прошлого Урала и развертывают грандиозные картины геохимических процессов.
Время образования этих месторождений самоцветов относится к тем далеким геологическим эпохам, когда Урал собирался в могучие складки и медленно, с востока на запад, наползали пласты на пласты, сдерживаемые незыблемой и спокойной платформой Средне-Русской равнины. Вся свита древних отложений, начиная с отложений эпох, скрытых от нас во мраке геологического прошлого, и кончая силуром и девоном, беспомощно ломалась под напором сил с востока, поднималась в крутые складки и опрокидывалась на голову. Мощные потоки изверженных пород находили себе выход среди этих смятых слоев; они то застывали, вливаясь сплошным потоком между слоями, то поднимались на поверхность в виде жил и разливались, как лавы. Местами расплавленные массы пропитывали древние осадки и этим перекристаллизовывали и изменяли их; местами они растворяли в себе обломки или целые слои захваченных по пути пород и, обновленные в своем составе, застывали потом в виде совершенно новых, своеобразных горных пород. При этом одни химические процессы сменялись другими. В течение долгих геологических эпох, вероятно еще задолго до каменноугольного периода, на месте современного Урала «было неспокойно». В талантливом обзоре лика Земли геолог прошлого века Эдуард Зюсс красиво рисует грандиозность этих картин; и поднятие Урала в конце каменноугольной эпохи ему представляется лишь как наиболее резкий и последний пароксизм мощного и длительного геологического процесса.
