Путешествия во времени. История - [30]
Один реалист из Калифорнии, Дональд Уильямс, подхватил эту тенденцию в середине XX века, написав книгу «Морская война завтра» (The Sea Fight Tomorrow). Его реализм принадлежал к четырехмерной разновидности — иными словами, был очень современным. Он отстаивал «взгляд на мир, или манеру говорить о нем» (тонкое различие, так легко забытое):
(Этот взгляд) охватывает всю полноту бытия, фактов или событий, навечно развернутых не только вдоль пространственных осей, но и вдоль оси времени. События прошлого и будущего ни в коем случае нельзя приравнивать к событиям настоящего, но в каком-то ясном и существенном смысле они все же существуют, сейчас и всегда, как скругленные и четко очерченные предметы обстановки мира.
В 1960-е гг. завтрашняя морская баталия обрела новую жизнь в философских журналах. Логика фатализма вызывала жаркие споры, и важной вехой в дебатах служил очерк «Фатализм» Ричарда Тейлора — метафизика и пчеловода из Брауновского университета. «Фаталист, — писал он, — думает о будущем примерно так, как все мы думаем о прошлом». Фаталисты воспринимают и прошлое, и будущее как заданное раз и навсегда, причем в равной степени. Такие взгляды они черпают, возможно, из религии или в последнее время из науки:
Не вводя в картину Бога, можно полагать, что все происходит в соответствии с неизменными законами, что все, что бы ни происходило в мире в любом будущем, есть единственное, что может тогда произойти, при условии, что определенные другие вещи происходили непосредственно перед этим и что они в свою очередь тоже единственное, что могло произойти в то время, при условии заданного полного состояния мира непосредственно перед тем и т. д., так что опять же мы ничего не можем с этим поделать.
Тейлор предлагал доказать фатализм при помощи исключительно философских рассуждений, «без обращения к какой бы то ни было теологии или физике». Он использовал формальную математическую логику, в которой различные заявления о морской баталии были представлены как P и Pʹ и как Q и Qʹ. Все, что ему было нужно, — это «некоторые допущения, делаемые почти повсеместно в современной философии». Что-то должно было уступить: либо фатализм, либо законы логики. Развернулась философская баталия. Одно из допущений Тейлора не было столь же очевидным для остальных: «Что время само по себе не „действенно“, то есть что простой ход времени не усиливает и не ослабляет возможности чего угодно». Иными словами, время само по себе не вершитель перемен, а скорее, непричастный зритель. Время ничего не делает. («Что такое простой ход времени? — возражал один из его критиков. — Может ли время, хотя бы в принципе, идти без того, чтобы что-то где-то менялось, — без тиканья каких-то часов, движения какой-то планеты, подергивания какой-то мышцы или вида какой-то вспышки?»)
Два десятилетия спустя в Амхерстском колледже Дэвид Фостер Уоллес, студент-философ и сын философа, заболел этой дискуссией, этими «славными и бесславными рассуждениями Тейлора». Он писал другу: «Если ты читал литературу по Тейлору, то знаешь, что это истинное зло». Тем не менее он погрузился в те старые дебаты с головой. Его увлечение переросло в курсовую работу, которая вполне могла бы позаимствовать название у воображаемой работы Боба Вилсона «Исследование некоторых математических аспектов жесткости метафизики» (An Investigation into Certain Mathematical Aspects of a Rigor of Metaphysics). Он рисовал диаграммы, классифицировал «мировые ситуации», выделял для каждой возможных «дочек» и «мам». Но как ни близка была Уоллесу формальная, аксиоматическая сторона философии — он неизменно получал от нее удовольствие и удовлетворение, — он никогда не принимал ее безоговорочно. Пределы логики и пределы языка сохраняли для него свое значение.
Слова обозначают вещи, но сами по себе слова — это не вещи. Мы знаем это, однако нам свойственно это забывать. Фатализм — философия, построенная из слов, и в итоге ее выводы применимы к словам, не обязательно к реальности. Выходя с работы, Тейлор, в точности как все остальные, вызывает лифт нажатием кнопки. Он не думает: «Не беспокойся, лифт выполнит то, что ему предопределено заранее». Он может подумать: «Когда я нажимаю на кнопку вызова лифта, то делаю это не по собственному свободному выбору — это предопределено». Но он все же делает это. Ему не придет в голову просто стоять у двери и ждать лифта.
Конечно, Тейлор и сам это прекрасно понимал. Несостоятельность его идей так просто не докажешь.
Фаталист — если таковые существуют — считает, что он не в состоянии как-либо повлиять на будущее. Он думает, что его не касается, что собирается произойти в следующем году, завтра или буквально в следующий момент. Он считает, что даже его собственное поведение совершенно не в его власти — не более чем движение небесных тел, события давней истории или политические процессы в Китае. Поэтому ему было бы бессмысленно размышлять о том, что он собирается делать, ибо человек размышляет только о таких вещах, сделать которые, по его мнению, в его власти.
