Путешествия в некоторые отдаленные страны Лемюэля Гулливера сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей - [36]

. После катанья Глюмдальклич уносила лодку в свою комнату и вешала ее на гвоздь для просушки.

Раз во время этих упражнений случилось происшествие, едва не стоившее мне жизни. Когда паж опустил лодку в корыто, гувернантка Глюмдальклич любезно подняла меня, чтобы посадить в лодку. Но я как-то выскользнул у нее из пальцев и непременно упал бы на пол с высоты сорока футов. Только счастливая случайность спасла мне жизнь. При падении я зацепился за большую булавку в корсаже этой любезной дамы. Головка булавки прошла между рубашкой и поясом моих штанов, и я повис в воздухе. В эту минуту ко мне на помощь прибежала Глюмдальклич.

В другой раз слуга, на обязанности которого лежало каждые три дня менять воду в корыте, не заметил, что в ведро с водой попала огромная лягушка. Лягушка притаилась на дне корыта. Но едва я в своей лодке выплыл на середину, как она вскарабкалась в лодку и сильно накренила ее на одну сторону. Чтобы лодка не опрокинулась, мне пришлось налечь всей тяжестью тела на противоположный борт. Лягушка стала прыгать со скамейки на скамейку над моей головой, обдавая мое лицо и платье вонючей слизью. Она казалась мне самым безобразным животным, какое можно себе представить. Тем не менее я попросил Глюмдальклич предоставить мне самому разделаться с ней. Несколько хороших ударов веслом заставили ее наконец выскочить из лодки.

Но самым опасным из всех приключений, какие я пережил в этом королевстве, было приключение с обезьяной, принадлежавшей одному из служащих королевской кухни.

Глюмдальклич ушла куда-то по делу или в гости и заперла меня в своей комнате. Погода стояла жаркая, и окно комнаты было открыто, точно так же, как окна и дверь моего большого ящика. Я спокойно сидел у стола, погруженный в раздумье; внезапно я услышал, что кто-то вскочил через окно в комнату Глюмдальклич. Я очень испугался, но все же рискнул выглянуть из моего окошка.

Я увидел обезьяну: она резвилась и скакала по комнате. Наткнувшись на мой ящик, обезьяна принялась с большим любопытством рассматривать его, заглядывая во все окна и в дверь. При виде этого страшного животного я забился в самый дальний угол моей комнаты. Я так растерялся, что мне не пришло в голову спрятаться под кровать. Обезьяна скоро заметила меня. Гримасничая и урча, она просунула в дверь лапу и попыталась поймать меня. Напрасно я перебегал из угла в угол, стараясь ускользнуть от нее. Она очень ловко схватила меня за полу кафтана из прочной шелковой материи и вытащила наружу. Правой передней лапой она прижала меня к груди, подобно тому, как кормилица держит ребенка. Я сам видел у себя на родине, как обезьяны берут таким образом котят. Когда я попытался сопротивляться, она так сильно стиснула меня, что я счел более благоразумным покориться. По всей вероятности, она приняла меня за детеныша своей породы; по крайней мере, она нежно гладила меня по лицу свободной лапой. Шум отворяемой двери прервал эти ласки. Обезьяна мгновенно бросилась в окно, а оттуда полезла по водосточным трубам на крышу соседней постройки. В ту минуту, когда обезьяна уносила меня, я услышал крик Глюмдальклич. Бедная девочка едва не помешалась; весь дворец был поднят на ноги, слуги побежали за лестницами. Сотни людей сбежались на двор и глазели на обезьяну, усевшуюся на самом коньке крыши. Одной лапой она держала меня, как ребенка, а другой набивала мой рот яствами, которые вынимала из защёчных мешков. Если я отказывался от этой пищи, она угощала меня тумаками. Стоявшая внизу челядь покатывалась со смеху, глядя на эту картину. Мне кажется, что этих людей нельзя очень осуждать за это. Зрелище бесспорно было очень забавным для всех, кроме меня. Кое-кто из толпы стал швырять в обезьяну камнями, надеясь прогнать ее с крыши. Но дворцовая полиция строго запретила это из опасения, чтобы какой-нибудь камень не попал в меня.

Были приставлены лестницы, и по ним поднялось несколько человек. Увидя себя окруженной, обезьяна бросила меня на конек крыши и дала тягу. Я остался на высоте трехсот ярдов от земли, ожидая каждую минуту, что меня сдует ветром или я сам кубарем скачусь с конька.

К счастью, слуга моей нянюшки, смелый парень, взобрался на крышу, положил меня в карман штанов и благополучно спустился вниз.

Я почти задыхался от всякой дряни, которой обезьяна набила мой рот. Моя милая нянюшка иголкой вычистила мне рот, после чего меня вырвало, и я почувствовал большое облегчение. Но мерзкое животное так меня помяло, что я заболел и пятнадцать дней пролежал в постели.

Король, королева и все придворные каждый день осведомлялись о моем здоровье. Ее величество несколько раз навещала меня во время болезни. Обезьяну убили, и был отдан приказ, запрещающий держать во дворце подобных животных.

По выздоровлении я явился к королю благодарить его за оказанные мне милости. Его величество изволил много шутить над моим приключением. Он спрашивал, какие мысли мне приходили в голову, когда я был в лапах обезьяны, как мне понравились ее кушанья и манера угощать, как повлиял на мой аппетит свежий воздух на крыше. Его величеству угодно было осведомиться, как бы я поступил в подобном случае у себя на родине. На эти вопросы я отвечал его величеству, что обезьян в Европе не водится. Их привозят туда, как диковинку, из чужих стран, и они так малы, что я справился бы с целой дюжиной этих животных, если бы они осмелились на меня напасть. Вероятно, я сумел бы расправиться и с тем чудовищем (обезьяна была не меньше слона), которое недавно на меня напало, не растеряйся я от страха и неожиданности. Я мог бы нанести этому страшилищу, когда оно просунуло лапу в мою комнату, такую рану кортиком, что оно радо было бы поскорее убраться подальше. Говоря это, я принял воинственную позу и схватился за рукоятку кортика, как человек, не допускающий никаких сомнений в своей храбрости. Но моя речь вызвала лишь громкий смех придворных, от которого они не могли удержаться, несмотря на все почтение к его величеству. Это навело меня на грустные мысли о бесплодности всех попыток добиться уважения к себе со стороны людей, стоящих неизмеримо выше нас. Впрочем, по приезде в Англию я не раз имел случай встречать людей, поведение которых по внешности напоминало мое поведение в стране великанов. Какой-нибудь ничтожный и презренный плут, не имея никаких заслуг, ни ума, ни здравого смысла, осмеливается подчас принимать важный вид и пытается равняться с величайшими людьми государства.