Путешествия никогда не кончаются - [42]

Три дня я провела в пустыне, где путники — редкость. Сейчас я брела по безлюдной пыльной тоскливой дороге, в кустах на обочине поблескивали жестянки из-под пива и кока-колы. Ходьба уже начала сказываться на наших ногах. Лапы Дигжити, изукрашенные яркой сеточкой уколов, напоминали подушечки для иголок, поэтому я посадила Дигжити на спину Дуки. Она тяжело переносила лишение свободы: устремляла взгляд в пространство, трагически вздыхала, в ее глазах появлялось страдальческое выражение, свойственное чересчур воспитанным собакам. Мои ступни покрылись ссадинами и болели; как только я останавливалась, икры сводила судорога. Обширное уплотнение на вымени у Зелейки привело к тому, что рядом распухла вена, рана вокруг носового колышка начала гноиться. Дуки слегка натирало седло, но он бодро шагал вперед и в отличие от остальных искренне радовался жизни. Я подозревала, что ему всегда хотелось путешествовать.

Тревога за верблюдов не покидала меня ни на минуту. Они составляли основу моего существования, и я обращалась с ними как с китайским сервизом. Считается, что верблюды — крепкие, выносливые животные, но я, видно, так избаловала Зелейку, Дуки и Баба, что они стали ипохондриками: вечно им досаждали какие-то пустяки, а я вечно делала из мухи слона. Я не могла забыть Кейт и боялась каждой царапины.

Арейонга — крошечный миссионерский поселок, стиснутый двумя отрогами сложенного из песчаника хребта Макдоннел. Дела здесь идут лучше, чем в других местах. В центре поселка, как обычно, есть несколько домов для белых, небольшой магазин, где работают специально обученные аборигены, школа и поликлиника, а вокруг разбросаны стоянки аборигенов, напоминающие лагеря беженцев «третьего мира». Все белые, по-моему их было человек десять, свободно говорят на местном языке и хорошо относятся к аборигенам.

Через сто шестьдесят лет после необъявленной войны против аборигенов, на протяжении которой во имя прогресса происходило массовое истребление этого народа, после кровавой бойни на Северной территории, устроенной в последний раз в 1930 году, правительство организовало эту и другие резервации на землях, не приглянувшихся скотоводам и вообще никому из белых. Поскольку все понимали, что аборигены в конце концов вымрут, белые поселенцы чувствовали себя спокойнее, разрешив аборигенам сохранить на некоторое время небольшие участки земли. Полицейские и вооруженные белые граждане верхом на лошадях сгоняли чернокожих в резервации как скот. Часто разные племена были вынуждены жить вместе на небольшой территории, а так как некоторые из них издавна враждовали друг с другом, между ними неизбежно возникали конфликты, приводившие к разрушению культурных традиций. С благословения правительства многими резервациями руководили миссионеры, они принуждали аборигенов жить по их указке и не разрешали покидать пределы резервации. Миссионеры насильственно отбирали у матерей детей-полукровок и воспитывали их отдельно, так как считали, что у таких детей есть надежда стать человеческими существами. (Подобные случаи происходили еще совсем недавно в Западной Австралии.)

Но даже эти жалкие и малопригодные для жизни резервации находятся сейчас под угрозой, потому что крупные горнорудные концерны, такие, как «Концинк Риотинто», не прочь прибрать к рукам земли аборигенов. Многие компании уже получили право производить работы на землях, некогда принадлежавших аборигенам, их бульдозеры оставляют на этой земле незаживающие раны, обращают ее в прах, лишая аборигенов последнего достояния. Многие резервации закрываются, и чернокожих угоняют в города, где они не могут найти работу. Хотя это называется «ускоренной ассимиляцией», на самом деле закрытие резерваций — еще один способ лишения аборигенов земли и передачи ее во владение белым. Племя питджантджара находится в несколько лучшем положении, чем большинство других племен, обитающих в центральных и северных районах пустыни, потому что оно живет вдалеке от крупных населенных пунктов и на его земле еще не нашли уран. Многие старики не говорят по-английски, и племени в целом удалось сохранить свою самобытность. В этих местах белые, сочувствующие аборигенам, борются вместе с ними за сохранение еще оставшейся у аборигенов земли, за гражданские права аборигенов, за то, чтобы аборигены получили автономию-такова их конечная цель. Достижима ли она, учитывая злобное противодействие белых соседей аборигенов, широкое распространение расистских взглядов среди австралийцев, а также политику геноцида, проводимую теперешним правительством, притом, что весь остальной мир не знает и знать не хочет, что происходит со старейшей культурой на нашей земле, вопрос сложный. У аборигенов мало времени. Они вымирают.

К концу дня в миле от поселения меня встретила толпа взбудораженных ребятишек, они пересмеивались, кричали, что-то взахлеб говорили на языке питджантджара. Понятия не имею, откуда они узнали, что я иду в Арейонгу, однако, начиная с того самого дня и до конца путешествия, неведомые мне средства связи, называемые «телеграф пустыни» или «приложи ухо к земле», неизменно оповещали аборигенов о моем приближении.