Путешествия капитана Александра. Том 4 - [57]

Хватит рассуждений. Раз пришёл, надо решать проблему. Надо поговорить с ним. Но как же я поговорю с ним, если он спит? Будить его, что ли? Да и эти, хроноложцы Ант и Глеп, тоже вроде против. Да мы не против. Ты только смотри – буди его, но только лишь не тогда, когда ему хорошие сны снятся. Как же я узнаю, что ему снится?

Ему снятся все миры. И настоящие миры, и миры снов. Потому что нет никакой разницы между настоящими мирами и мирами снов. Как это нету? А так. Это только считается, что одни миры настоящие, а другие – миры снов. Все миры, те, что ты называешь настоящими, и миры снов существуют только во сне. Но не в твоем сне, во сне Чёрного Правдолюба. То есть только тогда, когда он спит. И все многочисленные жители этих миров тоже существуют только во сне Правдолюба. А когда он не спит? Ничего об этом сказать нельзя. Потому что мы знакомы только с теми, кто ему снится. И никто из нас, ненастоящих, не может увидеть, что случается, когда он не спит. И я тоже ему снюсь? Как это – я ему снюсь? А если б он не спал, если б он проснулся? Тогда тебя бы не было. А где бы я был? Нигде. Я был бы там же, где я и есть. Вообще бы тебя не было. Потому что ты ненастоящий. Мы сейчас подуем на тебя – и нет тебя. Ты и потухнешь. Нет, не потухну. Как это, я ненастоящий? Я настоящий, настоящий, и трусляк топнул ножкой. Ну, хорошо, – подумав, сказал трусляк. Если я ненастоящий, то кто же вы? То же самое, то же самое. Самое то, самое то. А с кем я встречался, когда договаривался о встрече с вами, с кем я встречался наяву? С нами. С нами. Но это не наяву. Это прошлый сон, сон, сон. И наоборот. Если бы это был не сон. Тогда и сейчас была бы явь. И Чёрный Правдолюб не спал бы. И ты смог бы поговорить с ним наяву. Но раз он спит, то мы все ему снимся. И можем быть здесь, рядом ним, пока он спит. Или в каком-нибудь другом месте. Неужели не ясно? И наоборот, неужели тебе не ясно, что все неясно?

Не кричите, не кричите, а то вы его разбудите, и нас никого не станет. Тебе-то чего об этом думать? Ведь ты ненастоящий. Ты просто сон. Ну и пусть ненастоящий. Я хочу быть хотя бы ненастоящим. Поэтому не кричите. Что хотим, то и будем делать. Будем кричать. Он всё равно не услышит. Это ненастоящие крики. И наоборот. Если мы замолчим, он увидит это во сне, удивится, решит, что в одном из его миров что-то не так, и проснётся, чтобы навести порядок. И тогда конец. И опять наоборот. Если будем кричать, он будет видеть, что мы разеваем рты, значит, всё в порядке, и будет спокойно спать. Если он вас не слышит, почему я вас слышу? Это тебе только кажется, что ты нас слышишь. Ты нас совсем не слышишь. Мы тебе уже целый час долдоним одно и то же. А ты ничего не слышишь. Так, значит, я ненастоящий? Да. И вы ненастоящие? Да. И Чёрный Правдолюб ненастоящий? Да. А как же мы можем ему сниться? Нам снится Правдолюб, а Правдолюбу снимся мы, отвечают хроноложцы.

И этот камень тоже ненастоящий? Настоящий, сказал трусляк и ударил камень ногой. Если камень ненастоящий, то почему мне больно? Если бы я был ненастоящий, я не ударил бы этот камень. А если настоящий, то почему камень так медленно летит? – ехидно спросили Ант и Глеп. – Вообще остановился и висит в воздухе. Нечего пихать камни. Этим делу не поможешь. И наоборот. Пихать камни – поможет чему угодно, но не делу. Ант взял камень. Передал Глепу. Тот бережно положил на землю. Чтобы камень не сломался, сказал он. Он ведь ненастоящий. А потому очень хрупкий и может легко разбиться. Если бы я был ненастоящий, если бы камень был ненастоящий, я бы не почувствовал боли. Надеюсь, ты не думаешь, что боль настоящая? – сказал Ант с презрением. Я знаю, – грустно сказал трусляк, – что всё это вздор.

Что же делать, что же делать? – думал трусляк. Это был очень умный трусляк. Пожалуй, они правы, что я сейчас ненастоящий. И во сне я снюсь сам себе. И мне снится Великий Правдолюб. А до этого была явь. Потому что никакого Правдолюба не было. А сейчас сон. Этот Правдолюб, что снится мне, спит. Судя по тому, как он раскатисто храпит, ему снится много-много миров. И в этих мирах, быть может, есть много-много разных я. Но это не совсем те, и не тот я, который сейчас снится мне самому. Те, другие я, тоже видят во сне Чёрного Правдолюба, но не совсем того, которого я вижу сейчас сам. И тому, другому Правдолюбу, снятся многие я, но не те я, что сейчас я, и не те я, которые снятся этому Правдолюбу, что сейчас передо мной. И так – до бесконечности.

Эти рассуждения немного успокоили трусляка. Всё-таки дела не так уж и плохи. Если проснётся этот Правдолюб, что передо мной, то не станет тех я, что ему снятся, и не станет тех Правдолюбов, что снятся им и так далее. А я-то, как гулял по-хозяйски по собственному сну, так и буду. И всё в моей власти. Если возьму и проснусь, то не станет этого я, что я сейчас, останусь я в явном виде. А если эта явь – тоже сон, то и это тоже мой собственный сон. Короче, все миры, и яви, и сны, это то, что снится только мне. И все миры появляются только по моей воле, а не по воле и не во снах какого-то Правдолюба, которого, может, и нет вовсе. Во всяком случае, когда я проснусь, этого Правдолюба точно не станет, потому что он мне просто снится. Чего, спрашивается, мне его будить? Чтоб он рассказал о тех, других я, которые ему сейчас снятся? Так они же ненастоящие. О том я, что я сейчас во сне, я и сам знаю, что он может мне рассказать? А про меня настоящего тем более рассказать не сможет. Хоть он и праотец всех трусляков. И чего я уши развесил, слушая этих Анта и Глепа? Это же мой сон. Они тоже ненастоящие. Здесь все ненастоящие, кроме меня, который спит. Я здесь всё и определяю. И явь, и сон, и все миры. И от меня зависит, быть ли в этих мирах Чёрному Правдолюбу, Анту, Глепу, а заодно – быть ли легенде о Великом праотце трусляков, и существуют ли параллельная история и новая хронология. Не знаю, захочу ли я следующий раз встречаться с Великим Правдолюбом. Может, и захочу, всё-таки он праотец трусляков. И захочу ли я его разбудить. Может, и захочу. Но не факт. Всё-таки от него мало что зависит. Почти ничего. Может, и нет его на самом деле. Одни иллюзии. Фу – и всё. А эти малахольные Ант и Глеп. Их-то уж точно я не возьму больше в свой сон. Зачем они мне сдались? Если встречу их наяву, так и скажу – нечего больше лезть в мой сон. Залезли не к себе, а ещё рассуждают.