Путешествие вверх - [4]
Некоторое время Долопихтис и Чёрный Пожиратель плыли, не встречая рыб, достойных внимания, пока наконец не увидали трёх крупных рыб. Длинные, зубастые, с острыми плавниками, они неслись вперёд, ни на кого не обращая внимания. В то же мгновение Чёрный Пожиратель, свернув с дороги, бросился в сторону и, подплыв сбоку к одной из рыб, заюлил вокруг, стараясь держаться около её головы. Удивлённая такой назойливостью, рыба отстала от своих товарок и несколько раз пыталась схватить дерзкого приставалу, но тот каждый раз увёртывался, не отставая от рыбы и мешая ей плыть. И в одно из мгновений, когда ошеломлённая рыба после очередного промаха захлопнула пасть, чёрный разбойник, вынырнув из-под неё, вцепился рыбе в голову так, что её пасть оказалась как бы на замке. Рыба сделала несколько резких движений, пытаясь стряхнуть с себя хищника, но не тут-то было: Чёрный Пожиратель держал её крепко.
Затем началось невероятное. Наблюдавший за этой сценой Долопихтис из любопытства подплыл к сражающимся даже несколько ближе, чем того требовало приличие. Чёрный Пожиратель покосился на него с нескрываемым неудовольствием, но ничего сказать не смог, так как рот его был занят. Медленно работая челюстями, он стал втягивать в себя судорожно бьющуюся рыбу. При этом желудок его растягивался, становясь тонким и прозрачным, — очертания свернувшейся рыбы просвечивали сквозь его стенки. Несколько конвульсивных движений хвоста, торчащего из пасти хищника, и вот уже вся рыба целиком, туго свёрнутая, оказалась переправленной в растянувшийся, будто резиновый желудок. Теперь хищник уже не походил на маленькую безобидную рыбку. Что-то зловещее появилось в его облике: он превратился в рыбку с огромным, раздутым животом, с ящероподобной головой и маленьким хвостом. Удильщик прекрасно понимал, что именно сейчас Чёрный Пожиратель сделался абсолютно безопасен. По-видимому, это так же понимал и сам разбойник. Он вдруг повернулся и подплыл к Долопихтису.
— Не правда ли, прекрасная погода? — произнёс Пожиратель скрипучим голосом, и только сейчас Долопихтис увидел, насколько у него злой и отталкивающий вид.
«Умнее ничего не мог придумать, как будто в глубинах бывает разная погода: всегда темно и холодно», — отметил про себя удильщик, но вслух ответил сдержанно:
— Как всегда после удачной охоты.
Чёрный Пожиратель хрипло рассмеялся:
— Удачная охота приносит собеседника. Моё имя Хиазмодóн. — И доверительно прибавил: — Зовите меня просто Хúзи.
— Долопихтис, — представился удильщик.
— Хорошее имя. Я буду называть вас Доли, — сказал Чёрный Пожиратель, обнаруживая склонность к упрощению.
— Скажите мне, пожалуйста, Хизи, — спросил Долопихтис, — испытывали ли вы чувство страха, нападая на рыбу, которая намного больше вас?
— Ха-ха-ха! — довольно рассмеялся Хизи. — Это дело привычки. Я лишь выполняю некоторые формальности.
— То есть? — изумился Долопихтис.
Хохотнув ещё раз, Пожиратель объяснил, что голод является прямым и единственным его начальником и поэтому хочешь не хочешь, а к утолению его он вынужден относиться, как к приказу. Правда, прямодушно заявил Хизи, его вполне устроили бы рыбы и меньшего размера. В этом случае он выполнял бы приказ более охотно, так как не приходилось бы каждый раз рисковать собственной головой.
— Но ты ведь понимаешь, — доверительно сообщил Хизи, переходя на «ты», — что когда-нибудь и я могу промахнуться. И тогда… — И вдруг, как бы стараясь отогнать возникшие неприятные мысли, неожиданно предложил: — Давай дружить!
— В чём будет выражаться наша дружба? — поинтересовался Долопихтис.
— В чём? — переспросил Пожиратель. — Известно в чём: мы не будем охотиться друг за другом, будем беседовать и помогать друг другу. И всё это потому, что мы понравились друг другу.
Такое простодушное изъявление чувств и определение дружбы тронуло удильщика, и он с неожиданной симпатией взглянул на Чёрного Пожирателя.
— Ну что ж, Хизи, я принимаю твою дружбу. И хочу, чтобы никто из нас не разочаровался в ней.
— Ты хорошо сказал это, Доли. Я не умею выражаться так красиво. Но поверь, я это понимаю. Я многим предлагал свою дружбу, но все отказывались. Вероятно, я казался им чересчур безобразным и своей внешностью оскорблял их представления о дружбе. Как ты думаешь, Доли?
— Я думаю, Хизи, что они просто тебя побаивались: ведь ты способен проглотить рыбу вдвое крупнее себя.
— Ах, Доли, какой ты умный! Но неужели они не понимают, что со мной лучше дружить, чем оставаться просто незнакомыми?
— Они тебе не верят. А глаза их обманывают, когда они смотрят на тебя, и они боятся ещё больше. Но они не виноваты — такими их создала природа. А другими быть они не умеют.
— Я тебе очень благодарен, Доли. Если кто-нибудь тебя обидит, то, будь он даже вдесятеро больше тебя, ему не поздоровится. Но ты не передумаешь со мной дружить? Хотя бы из-за того, что я поедаю слишком больших рыб. Ты ведь понимаешь, что так мне удобнее добывать еду: большие рыбы меня не боятся и я могу подплывать к ним на близкое расстояние. Тебе не слишком неприятно, что я живу, обманывая других рыб своим размером?
— Нет, Хизи. Я не осуждаю тебя. И поэтому не передумаю. — И удильщик знал, что сказал правду.
