Путешествие вокруг вулкана - [14]

А какая техника была: ручные грабли, бутылка для высева семян, мотыга, лопата, топор да ручная пила. Эх, кабы отец видел, какие машины пришли к нам в лесхоз. Вот бы порадовался! А авиация! Отец умер от болезни сердца. В городе умер бы раньше… Его даже в армию не брали из-за сердца. Мама умерла давно, я ее почти не помню. Ну вот, я осталась одна. Такое горе!!! Думала, не переживу. Признаться, растерялась. Мне предложили работу в лесничестве, помощником таксатора. Я немного разбиралась в этом. Отцу часто помогала. Конечно, согласилась. Очень мне было тяжело в тот год, невыносимо! Одинокой чувствовала я себя. Ефрем дал мне то, в чем я больше всего тогда нуждалась, — человеческое тепло! Добрый он. Проводил меня из кино и вдруг у калитки погладил по голове… В точности, как это делал покойный отец. Я разрыдалась. А Ефрем говорит: «Вы не одна! Знайте, вы не одна!» Когда мы поженились, Ефрем через месяц спросил меня: «Какие у тебя были планы на жизнь, ну, если бы не умер отец?» — «Учиться! Я бы пошла в лесной институт». — «Иди и учись, — говорит, — я буду тебе помогать». Вот он какой, мой Ефрем! Я училась в Москве, а он помогал мне. Не всегда и летом мы виделись. Иногда посылали на практику в другие лесничества, где было чему поучиться. И он терпеливо ждал меня все годы. Всегда верил мне! А я ему. Разве может быть иначе, если любишь? Он водил баркасы по Ангаре и Ыйдыге — там, где она судоходна. Он, третий помощник штурмана, конечно, стал бы капитаном…

Мы долго молчали.

— Пойду приготовлю ужин, — сказала Мария Кирилловна, поднимаясь. — Нет, не помогайте. Я сама. Мне необходимо чем-то заняться!

Она ушла в дом. Я осталась на крыльце, все сильнее и сильнее ощущала тревогу. Так я сидела, растерянно смотря в туман, пока меня кто-то тихонечко не позвал. Это был Андрей Филиппович.

— Что делает Мария Кирилловна? — спросил он шепотом, и от этого шепота у меня упало сердце.

— Готовит ужин. Что-нибудь случилось с Ефремом Георгиевичем?

— Боюсь, что да… Рабочие лесхоза встретили его лошадь и отвели ко мне, боясь испугать Марию Кирилловну. Не знаю, говорить ей или пока не надо? Мы начинаем поиски.

— Если бы это была я — лучше говорить все.

— Я тоже так думаю.

Андрей Филиппович долго смотрел на меня, как бы разглядывая, но он, наверное, меня и не видел. Заржала его лошадь, оставленная у ограды, Мария Кирилловна выскочила на крыльцо. Как раз подошел Даня, она его не видела. Мальчик был очень встревожен. Наверное, уже знал.

Жаров рассказал Марии Кирилловне про лошадь. Она отшатнулась и медленно-медленно поднесла руки к лицу.

— Вот оно — пришло! — прошептала она горько. Я думала, она начнет плакать, но она пошла седлать свою лошадь, не сказав больше ни слова.

Когда они уехали, бледный и дрожащий Даня предложил запереть дом и идти искать отца. Я согласилась, но предложила сначала зайти в контору лесничества.

В ярко освещенной конторе мы застали Брачко-Яворского, Жарова, Владимира Афанасьевича, его жену (она уже, видимо, всплакнула), начальника милиции, нескольких лесников, рабочих и Марию Кирилловну. Она была очень бледна, но крепилась. Меня поразило, как спокойно и деловито она себя держала. Пришел председатель колхоза из Кедрового, здоровенный дядя с черной бородой. Он был в сапогах и бушлате. Дверь беспрерывно хлопала — входили и выходили.

— Придется прочесать всю окрестную тайгу, — расстроенно сказал начальник милиции, худощавый пожилой человек. Он ходил крупными шагами по комнате.

На мальчугана все смотрели с сожалением. Что меня поразило: все до одного подозревали убийство. Больше того, были уверены, что убил именно Харитон.

Михаил Герасимович сидел за письменным столом и хмурился.

— Все ждали убийства и не приняли никаких мер, — сказал он на ухо, когда я села рядом с ним.

Вошел запыхавшийся милиционер, совсем молодой паренек с капельками пота на вздернутом носу.

— Чугунов бежал! — отрапортовал он, вытянувшись, начальнику милиции. — С Чугунихой удар. Возле нее кума. Врача вызвал. Будем искать Харитошку?

— По какому обвинению? — огрызнулся начальник. — Надо сначала найти мертвое тело. — Он поймал взгляд Марии Кирилловны и осекся. — Может, он жив и здоров… Мало ли какие бывают дела. Задержался — и все!

— Лошадь-то пришла… — тихо проронил милиционер.

— Лошадь, лошадь! — передразнил начальник. — Пошли, товарищи, будем прочесывать тайгу. Разделимся на группы.

Всю ночь шли поиски. Это была бесконечная, жуткая ночь, какие бывают только в тяжелых снах. На всю жизнь мне запомнятся сырой и душный сумрак тайги, мелькающий свет фонарей, то приближающийся, то удаляющийся, глухие голоса, перекликающиеся в тумане, лай собак, невольный ужас, когда гниющее дерево во мраке принималось за то, что мы искали.

Бедный Даня все крепче и крепче сжимал мою руку. Я поняла, что непосильная эта нагрузка на душу мальчика: поиски трупа отца в лесу. Но разве уведешь его домой, разве усидит он сейчас дома?

— Слышишь, Даня! — сказала я строго и даже потрясла его за плечи. — Твой отец жив! Ты меня слышишь? Он жив!

И мы снова искали, искали, искали — в каждой балочке, под деревьями, кустами, на болоте. Мы несколько раз видели Марию Кирилловну. Верхом на своей Рыжухе она руководила поисками и не обратила на нас внимания. Несколько раз к нам подъезжал Андрей Филиппович и уговаривал уйти домой, отдохнуть.