Путешествие Вениамина Третьего - [20]

Однако, к кому бы Вениамин ни заходил, его всюду постигала неудача: хозяин либо ел, либо спал!

Однажды ему удалось попасть к некоему неугомонному писаке, прославившемуся своей неистовой предприимчивостью, как раз в то время, когда тот полулежал в кресле в своей комнате.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте! Что вам угодно?

— Ничего особенного. Побеседовать хотел бы.

Вениамин попытался так, попытался этак, — разговор не клеился. Писака, точно разваренный, еле шевелит губами, глаза у него слипаются, он клюет носом. Вениамин старается привести его в чувство, расшевелить своим красноречием, — напрасно: писака холоден как лед. Наконец он все же немного очухался, сладко зевнул и кликнул жену.

— Когда же мы будем кушать? — спросил он, потягиваясь и хрустя пальцами. — Пускай подают на стол, — добавил он, — потому что я хочу потом прилечь…

Словом, Тетеревка — великая спальня: все тут спит мирным сном — и ученость, и торговля, и банки, и тяжбы, и всякого рода дела. И сколько их ни буди, никак не добудишься. Даже когда несколько человек соберутся, у них тут же отнимаются языки: сидят, зевают, смотрят друг на друга как истуканы, и все сборище засыпает… И лишь когда подают ужин, они начинают шевелиться, оживают, горячо принимаются за еду, насыщаются и — спокойной ночи! Расходятся по домам — спать…

С течением времени Вениамин испытал это и на себе самом. Он в Тетеревке только и делал, что ел да спал, и его страсть к путешествию начала понемногу ослабевать. Ему грозила величайшая опасность: он мог застрять здесь, как судно в море во время штиля, — проспать в Тетеревке всю свою жизнь. К счастью для него и для всего мира, приключилось событие, которое, подобно урагану, сорвало его с места и заставило продолжать путешествие.

Вражда Ицика Простака к Вениамину возрастала с каждым днем. В последнее время он как клещ впивался в Вениамина, донимал его разговорами о путешествии. Ицик предвещал всякие ужасы, говорил, что не добраться Вениамину до реки Самбатьен, пока вот здесь, у Ицика на ладони, волосы не вырастут, что не видать ему красноликих израильтян как ушей своих.

Однако Вениамин не давал ему наступать себе на мозоли и твердил свое: есть на свете создатель, не оставляющий в беде тех, кто на него уповает. Как-нибудь, с божьей помощью, он доберется туда, всем врагам назло! Отбиваясь от нападок, Вениамин приходил в раж, он вдруг начинал выкрикивать: «Гремучий змей!», «Дракон!», «Осел!..», «Мул!..» — и тому подобное. Это должно было означать: можете надрываться сколько угодно, а я уже далеко в пустыне, я иду, иду!

Ицик в таких случаях трижды сплевызал и говорил:

— Он просто с ума сошел, рехнулся! Его надо к знахарю сводить!

В конце концов Ицик добился того, что стоило Вениамину показаться на улице, как за ним, будто за полоумным, гналась орава мальчишек, швыряла в него камнями, улюлюкала и кричала:

— Гремучий змей!.. Дракон!..

Однажды, когда Вениамин и Сендерл шли под вечер по улице, озорники саранчой налетели на них и стали так донимать их, что наши герои вынуждены были обратиться в бегство. В одном из закоулков, сбегая с горки по длинному узкому мостку, они столкнулись с человеком, шедшим навстречу. Разминуться не было никакой возможности, разве что спрыгнуть с мостка и разбить себе голову или, в лучшем случае, ногу сломать. Но и голова и ноги до зарезу нужны были нашим путешественникам. Без головы или без ног путешествовать немыслимо. И Вениамин и Сендерл остановились повесив носы.

— А-а, привет тебе, Вениамин! — произнес встречный тоном, в котором прозвучали и досада и насмешка. — Замечательная встреча, право, как нарочно!

— Здравствуйте, приветствую вас, реб Айзик-Довид! — растерянно, каким-то чужим голосом ответил Вениамин.

Встречным оказался реб Айзик-Довид, сын Арн-Иосла, мужа Соре-Златы, тунеядовский мудрец.

— Хороши! Нечего сказать! — с укоризной процедил реб Айзик-Довид. — Удирают украдкой из дому… Удрали, и все тут… Почему? Отчего? Что за причина? Ведь все на свете должно иметь какой-то смысл! Как же это так, уйти ни с того ни с сего, за здорово живешь и покинуть жен своих бедных на произвол судьбы? В чем дело? Нет, в самом деле, не говоря уже ни о чем другом, я вас спрашиваю снова и снова: что это значит? Нет, скажите на милость: что вы тут делаете? Я и тебя имею в виду, Сендерл! Не думай, я вижу, как ты прячешься за Вениамина. Можешь быть уверен, от жены тебе здорово влетит! Она готова растерзать тебя, как селедку! Чуяло ее сердце, что вы здесь! Недаром ей, жене твоей то есть, захотелось поехать именно сюда, и обязательно со мной!

— Ага! Он здесь! — воскликнула вдруг подоспевшая откуда-то женщина.

Сендерл по голосу узнал свою жену. Он обмер, побелел как стена, душа в пятки ушла от страха. Чтобы не свалиться с мостков, он обеими руками ухватил Вениамина за полу кафтана — до того закружилась у него голова. Вот, казалось ему, она накинется на него и надает ему оплеух.

— Полюбуйтесь-ка на них, на этих красавцев! Черт бы их побрал обоих! Где он, мой изверг? Пустите меня к нему, пустите, я покажу ему, как велик наш бог! — кричала не переводя дыхания жена Сендерла и толкала реб Айзик-Довида.