Путешествие Вениамина Третьего - [12]
После того как они подкрепились, Сендерл сложил остатки пищи в торбу и сказал:
— Этого нам хватит еще на раз, а торба пригодится на тысячу раз, на всю нашу жизнь. С нею мы, даст бог, будем по миру ходить. Ничего! Господь бог не без милости!
Сказочную скатерть-самобранку, которая по первому велению сама на стол собирает, нам, евреям, заменяет торба. Много, очень много людей всю свою жизнь удивительно легко кормятся при помощи торбы и оставляют ее в наследство своим детям, внукам и правнукам. Торба по сути дела всюду одна и та же, но у людей разных классов она обретает разное обличив и название. У простого люда — это обыкновенная торба, холщовый мешок, у людей высокопоставленных — это кубышка, всяческие общинные поборы, священнослужительство, благодетельство за чужой счет, благотворительная кружка, мирские денежки, ссудная касса, сочинительская болтовня и тому подобное. Но все это на самом деле только торбы, настоящие еврейские торбы…
— Сендерл! — сказал Вениамин, воодушевленный его словами. — Знаешь, само небо сочетало нас! Мы с тобою словно тело и душа. Ты заботишься о земном — о пище и питье на время нашего путешествия, а я — о духовном. Еще раз спрашиваю: знаешь ли ты, для чего я сейчас читаю молитвы? Я это делаю с умыслом. Когда мы с божьей помощью достигнем цели, нам нужно будет суметь сговориться с Моисеевыми потомками, Этим я озабочен. А говорят они не по-нашему. У них язык такой, каким написаны эти молитвы. Сам Эльдад Гадони, который прибыл к нам однажды из тех краев, сочинил эту молитву. Запомни, Сендерл! Здесь, в наших краях, можно объясняться на нашем языке, но там его, пожалуй, не поймут.
— В этих делах я целиком полагаюсь на тебя! — покорно ответил Сендерл. — Ты человек ученый, в книги свои заглядываешь и, верно, знаешь, что делаешь и куда идешь. Сам видишь, я даже не спрашивал тебя, идем ли мы правильным путем. Ты идешь, и я за тобой, как корова за теленком. Мне какое дело!..
Вениамина очень радовало, что Сендерл так крепко верит в его мудрость. Вениамин казался себе капитаном, самолично ведущим корабль по морю. Однако это не помешало ему тут же подумать, что он ведь и в самом деле не знает, где они находятся, возможно, что он заблудился или свернул с пути.
В это время на дороге показался крестьянин, сидевший на возу, доверху набитом сеном.
— Сендерл! — сказал Вениамин. — Не мешает все-таки спросить насчет дороги. Поди-ка на всякий случай спроси. С мужиками ты, пожалуй, лучше меня столкуешься. Тебя ведь твоя молодица частенько брала с собой на базар.
Сендерл поднялся с места и, подойдя к крестьянину, почтительно обратился к нему со следующими словами:
— Добрый день! Кажи-ка, чоловіче, куды дорога на Эрец-Исроел?[17]
— Що? — с удивлением переспросил крестьянин, уставившись на Сендерла. — Який Сруль? Не бачив я Сруля!
— Ні, ні! — не выдержал Вениамин и вмешался в разговор. — Это вы Сруль… А він «Эрец-Исроел». Сендерл, скажи ему еще раз, ясней! Где ему понять? Ты пояснее, пояснее растолкуй ему, Сендерл!
— На Эр-р-рец Ис-ро-ел куды дорога? — четко повторил Сендерл.
— А пес вас знає, що ви морочите мені голову! Це дорога на Пьевки, а вони: «Элеслоэл! Элеслоэл!» — передразнил крестьянин и, сплюнув, поехал дальше.
Наши путешественники двинулись вперед. Ноги у Вениамина ныли, отказывались идти. Он не обращал на это внимания и подбадривал себя. Но идти прямо и быстро не мог и поэтому все время шел вприпрыжку. Конечно, это была уже не та ходьба, что раньше. Измученный, он все же шагал все вперед и вперед. Да и что ему еще оставалось? Лечь посреди дороги? А толку что? Да и как же это может еврей разлечься на дороге? Это только огорчило бы Сендерла и задержало бы путешествие. Словом, они шли долго, в течение всего дня, пока господь бог не привел их благополучно в Пьевки, где они и остановились на ночлег.
Войдя в корчму, Вениамин сразу же забрался в угол и вытянулся во всю длину, — наконец-то можно было дух перевести и дать отдохнуть ногам.
Сендерл, как опытная хозяйка, пошел хлопотать по своей части — переговорить насчет ужина.
Корчмарь оглядел Сендерла с головы до ног и по его виду сразу же определил, что это не обычный постоялец, каких тут часто видишь. Он приветствовал его по обычаю и тут же принялся расспрашивать, кто они та кие, из каких мест. Сендерл скромно назвал свое имя и сказал, что он имеет кое-какое отношение к стране Израиля, что обслуживает реб Вениамина, того самого, который сейчас собственной персоной расположился вон там в углу. Корчмарь сделал набожное лицо, призадумался и попросил его присесть.
Оставим «принцессу», сиречь Сендерла-бабу, беседующего с корчмарем, и обратимся к «принцу» — Вениамину, посмотрим, что с ним и что он поделывает.
Вениамин как повалился в угол, так и остался лежать камнем, едва ли что-нибудь соображая. Жилы на ногах у него вздулись, кровь в них стучала и пощипывала, точно стаи мурашек пробегали по телу и впивались в него. В висках стучало точно молотками, в ушах гудело, и шум этот переходил вдруг в протяжный звон или прерывался оглушительным треском, как при взрыве ракеты. Тогда в глазах у Вениамина вспыхивали тысячи огней — желтых, зеленых, синих, фиолетовых, красных и всяких других цветов… Мгновение — и фейерверк гаснет, в глазах сплошной мрак, а в ушах снова начинало гудеть, как на мельнице.
