Путешествие в Закудыкино - [208]
б) «Послание приносит правительству всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения. Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви…»
в) «Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь».
По сути, декларация возлагает всю тяжесть вины на Церковь за то, за что сегодня прославляет сонм Новомучеников и Исповедников Российских. Предательство жертв гонений на Церковь тогдашних сергиан сравнимо лишь с лицемерием сегодняшних.
г) «Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. От 3/16 авг. 1918 г.».
Это определение запрещало церковные наказания за политические преступления.
Однако все эти протесты практически ничего не достигали, ибо авторы их один за другим арестовывались и никем не могли быть заменены. Но скоро таковой же стала и судьба послушных митрополиту Сергию епископов. Политика Москвы была явно нацелена к физическому уничтожению епископата и клира. Это не скрывалось почти от народа и всеми верующими явно осознавалось.
И вот, в то время, когда верующие так тяжело страдали под гнётом окружающих их преследований, митрополит Сергий с четырьмя членами Синода в заявлении корреспонденту ТАСС заявил 15-го февраля 1930 года, будто «в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований», что «церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по прошению верующих», что «священники сами виноваты, что не пользуются предоставленной им свободой проповеди» и что «Церковь сама не хочет иметь духовно-учебных заведений» («Беднота», 16 февраля 1930 года, цит. По книге С.В.Троицкого в книге «Размежевание или раскол», Париж, 1932 г., стр. 86–87).
Но вера в русском народе была далеко не уничтожена. Отчасти мы встретились с первыми плодами нелегального пастырства на родине. Марк Поповский пишет: «Катакомбная или подпольная Церковь возникла у нас в конце 20-х годов. То один, то другой священник исчезал из своего прихода, поселялся в тайном месте и начинал опасную жизнь изгнанников. В скособоченных домишках на городских окраинах возникали тайные молельни. Там служили литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Тайком, передавая друг другу условный стук в дверь, стекались туда верующие их дальних городов и областей. Туда шли за утешением, беседой, за радостью богослужения. Туда несли детей, вели стариков. Сколько таких очагов тайной веры существовало в стране, никто не знает».
Вот они – радости и успехи, вот они и неудачи сергианской Патриархии в союзе с большевистской властью. Отныне у них всё общее – кровь на руках одних и на осквернённых ложью и предательством алтарях других.
Ереси сергианства не суждено было пресечься. Поддерживаемая гражданской властью, находясь вне исцеляющего обличения на родине, она царствует и поныне. Об этом в следующей главе.
Московская патриархия и её патриархи
4-го сентября 1943 года неожиданно для всех состоялся в Кремле приём митрополита Сергия Сталиным. За два-три дня до того, митрополита, неожиданно для него, привезли в Москву, откуда за два года до этого, в октябре 1941-го года Сталин решил удалить возглавителей всех религиозных объединений. Митрополит Сергий и другие были направлены в Ульяновск, где им предоставили разные храмы. Теперь, спустя два года одновременно с митрополитом Сергием вызвали в Москву из Ленинграда митрополита Алексия (Симанского). Они присоединились к находившемуся всё время в Москве митрополиту Киевскому Николаю.
Рассказывают, что митрополит Сергий долго не мог решиться, в какой одежде ему предстать перед вождём. По положению предстоятеля Церкви он должен был бы явиться в митрополичьем облачении, но, не зная наперёд причины вызова, опасался гнева вождя. Решил надеть гражданское мирское платье. Сталин, увидав митрополитов, усмехнулся в усы и сказал: «Значит, меня боишься больше, чем Его…», – и показал пальцем на небо.
Не знаю, было ли то, но Марк Поповский живо описывает их встречу со Сталиным: «Всех троих доставили на приём кремлёвские машины. К полуночи иерархов принял Молотов. Сталин был ещё занят – слушал донесения с фронтов. Часа в два ночи (любимые рабочие часы вождя) Сталин, Молотов и митрополиты заняли, наконец, места вокруг богато сервированного стола. Началась беседа…. Сталин сказал, что советское правительство высоко ценит общественные усилия Церкви в настоящей войне, а также труды каждого из присутствующих по сбору пожертвований на нужды Красной армии. Сталин, радушно разведя ладони, спросил: „Что теперь мы можем сделать для вас? Просите, предлагайте“. И не дожидаясь ответа, сам сделал первое предложение: „У вас плохо с кадрами, нужно готовить новые кадры“…
Действительно, число оставшихся на свободе священников по российским масштабам было ничтожно. Оно не превышало нескольких сотен. Митрополиты… заговорили о пастырских курсах. Но Сталин перебил их: „Какие там курсы. Академии духовные вам необходимы, семинарии нужны. К этому делу надо приучать с малолетства“.
Произведения Аякко Стамма завораживают читателя. Казалось бы, используя самые обыденные вещи, он создаёт целые поэтические замки, которые ведут в глубь познания человеческой природы, в те самые потаённые уголки человеческой души, где бережно растится и сохраняется прекрасное. Странное, порой противоречивое наслоение реальностей присуще творчеству автора. Но самое главное – в нём присутствует то, что мы называем авторским почерком. Произведения Аякко Стамма нельзя перепутать ни с какими другими.
Роман «Право на безумие», как и другие произведения Аякко Стамма, выделяется удивительной соразмерностью самых ценимых в русской литературе черт – прекрасным прозрачным языком, психологизмом, соседством реализма с некоторой мистикой, захватывающим динамичным полудетективным сюжетом, ненавязчивой афористичностью, наличием глубинных смыслов. Всё это делает текст магическим, вовлекая читателя в поток повествования и подвигая не просто к сопереживанию, а к проживанию вместе с героями их жизни.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.