Путешествие в Закудыкино - [182]
Мой собеседник давно уж не расхаживал туда-сюда, словно по кафедре, не выглядел всезнающим, авторитетным профессором, поучающим юные неокрепшие души и умы. Мне даже показалось, что он вынужден был признать справедливость моей, отличной от его правды. Хотя ему это было неприятно, что отразилось и в его глазах, и в мимике лица, и в молчании, которым он оценил мои слова, словно зачётом.
– Верю вам, молодой человек, – наконец заговорил он. – Верю, что и взаправду так думаете, как говорите. А посему… – он осёкся на полуслове, подумал немного и заключил. – И всё же моя правда вернее, жизненнее. Вот смотрите, люди, что в Закудыкине собрались, по вашей правде тут и, вроде бы, за неё же. А знаете, за что вас пополудни казнят?
– Казнят?! – не на шутку удивился я не только такому исходу дела, но и осведомлённости моего сокамерника. – За что?!
– За изнасилование…. У вас ведь так принято – подозревать в одном, осудить совсем за другое, а казнить за третье, – он улыбнулся кривой, совершенно неискренней, натянутой улыбкой. На какое-то мгновение, на совершенно крохотный, незначительный миг блеснул в его ухмылке гранью алмазный клык, отражая последний предсмертный вздох угасающей свечи.
Страшный, просто сумасшедший стук в дверь отвлёк атамана, вывел его из состояния созерцательного ступора. Он содрогнулся всем телом, будто через него от макушки до самых пят пропустили электрический разряд немалой мощности.
– Щас… щас… – проговорил он непонятно кому, то ли продолжавшему как ни в чём не бывало молиться гостю, то ли тем, которые изо всех сил колотили и наверняка собрались уж вынести дверь в комнату вместе с косяком. Он слез с кровати и в чём был, то есть в правом носке, кинулся открывать дверной засов, в прочности которого только что сумел убедиться. Не добежав до двери всего несколько шагов, он вдруг осознал всё антидресскотство своего внешнего вида, вернулся к кровати, поднял с пола вблизи неё и торопливо, на ходу надел шёлковый китайский халат с драконами и только тогда отпер засов. В помещение тут же вломился с шашками наголо и калашниковыми наперевес небольшой, человек в пять-шесть отряд во главе с есаулом Нычкиным. Все выглядели встревожено и даже напугано.
– Что?! – вскричал возбуждённый донельзя есаул.
– Что?! – ответствовал ему начинающий тоже нервничать полковник.
– Что случилось?! – уточнил свой вопрос есаул.
– Что случилось?! – не сдавался в порыве недоумения полковник.
– Где?! – круто изменил направление вопроса Нычкин.
– Кто?! – поддался на вираж атаман.
– Он… – совсем уж конкретизировал есаул, ощупывая всё помещение цепким липучим взглядом.
Полковник оглянулся на красный угол. Гостя нигде не было. С иконостаса, с одного из образов на него внимательно и строго взирал, проникая внутрь, в самое сердце, совершенно реальный, будто живой Царь и Государь всея Великия, Малыя и Белыя России Иоанн Васильевич Грозный. И взгляд этот как бы говорил, вторя постепенно удаляющимся затухающим эхом: «Я не судья тебе. Один над нами суд».
– А … где…? – перехватил инициативу совсем уж растерявшийся атаман.
– Кто? – поддался Нычкин.
– Царь…
– Кто???!!! – возвысил голос почти до фальцета есаул.
«Закусывать надо», – пронеслось в головах у прячущих шашки в ножны воинов.
Оказалось, что уже с полчаса казаки штурмуют запертый изнутри вход в комнату полковника. С тех самых пор, когда патрульный разъезд увидел льющийся из распахнутых настежь окон яркий слепящий свет, как от тысячи тысяч свечей или лампадок, и услышал низкий, словно раскаты предгрозового грома голос, вещающий что-то на неизвестном, непонятном языке. Обеспокоенные служаки постучали в дверь – никакого ответа, они постучали ещё, более настойчиво – реакция ноль. Тут подошёл Нычкин и распорядился стучать сильнее, а если потребуется, то ломать дверь и спасать его превосходительство. Это было исполнено с присущим рвением, пока взмыленные от усердия казаки не обнаружили живого и совершенно невредимого атамана, даже в драконах, и без всякого намёка на пожар либо какую иную неприятность или каверзу. Тогда только все успокоились и разошлись по делам службы. Нычкин остался.
– Разрешите доложить, господин полковник?!
– Что ещё? – никак не мог окончательно придти в себя атаман, будто какая-то мысль держала, ни в какую не хотела отпускать его душу. Может, приснилось что…?
– Задержан неизвестный без документов. Думаю, лазутчик и жидовский шпион. Уверен, что шпион. Как прикажете поступить? Расстрелять как обычно, в подвале? Или казнь принародную учиним?
Полковник молчал. Он сидел на своей кровати, почти как несколько минут назад, только в халате и, свесив на пол ноги. Его сознание никак не покидал недавний сон, видение, настолько явное, что определить точно, было то наяву или только пригрезилось, оказалось для его воспалённого рассудка задачей весьма сложной, практически невыполнимой. «Тут человек к тебе от меня придёт,… пришёл уже, так ты…», – свербело в мозгу и ни в какую не отпускало.
– Так может, и не шпион вовсе… – не вполне уверенно пролепетал атаман, – может так, прохожий?
– Шпион, точно шпион, – заупрямился есаул, но вдруг понял, что этот аргумент не особо убеждает сейчас полковника, что нужно что-то другое, более существенное, изначально не требующее доказательств обвинения.
Произведения Аякко Стамма завораживают читателя. Казалось бы, используя самые обыденные вещи, он создаёт целые поэтические замки, которые ведут в глубь познания человеческой природы, в те самые потаённые уголки человеческой души, где бережно растится и сохраняется прекрасное. Странное, порой противоречивое наслоение реальностей присуще творчеству автора. Но самое главное – в нём присутствует то, что мы называем авторским почерком. Произведения Аякко Стамма нельзя перепутать ни с какими другими.
Роман «Право на безумие», как и другие произведения Аякко Стамма, выделяется удивительной соразмерностью самых ценимых в русской литературе черт – прекрасным прозрачным языком, психологизмом, соседством реализма с некоторой мистикой, захватывающим динамичным полудетективным сюжетом, ненавязчивой афористичностью, наличием глубинных смыслов. Всё это делает текст магическим, вовлекая читателя в поток повествования и подвигая не просто к сопереживанию, а к проживанию вместе с героями их жизни.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.