Путешествие в Закудыкино - [175]
– Стойте! Остановитесь! Что вы делаете?! – закричал человек, насколько хватило сил его лёгким. – Это же вам не Америка! Это же Москва… Россия… Святая Русь!
– Что ты так кричишь, дорогой? – услышал он за спиной голос бородача. – Ну святая, ну Русь, что из того? На святость-то вашу никто не посягает, хоть ложками её кушайте. Вы же сами нас пригласили?
– Кто?! Кто вас сюда приглашал?! – человек развернулся к вопрошавшему. – Пушкин что ли?!
– А хоть и Пушкин, – бородач, ничтоже сумняшеся, продекламировал с пафосом, – «ВСЕ ФЛАГИ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ, И ЗАПИРУЕМ НА ПРОСТОРЕ».[116]
– Так то ж в гости, а вы как к себе домой ломитесь. Понаехали тут, устроили тут, понимаешь, колумбарий! А где ж парад-то на 9-е Мая? На каком основании?! По какому праву, я вас спрашиваю?!
– Известно на каком, нам разрешили.
– Кто?! Кто вам разрешил?!
– Он… – бородач кивком головы указал в самый центр площади. Там в плотном кольце болванов с мигалками на темечках катал туда-сюда по булыжной брусчатке игрушечные танки, бронетранспортёры, передвижные ракетно-пусковые установки и прочую грозную разве что для оловянных солдатиков технику с виду представительный, всерьёз озабоченный внешней безопасностью и внутренним благополучием вверенной ему «песочницы» товарищ Президент некоего странного, до смешного декоративного, сувенирно-суверенного образования с карнавальным названием Эрэфия.
– Этот? – уточнил человек у бородача.
– Угу, – подтвердил с ухмылкой тот.
– Ты что же это делаешь, паршивец?! – на ходу кричал человек, подбегая к президенту-катале.
– Что? – не на шутку встревожился последний, как курица-наседка подбирая под себя игрушечную бронетехнику.
– Ты чего это понапускал сюда кого ни попадя?!
– Чего? – катала никак не врубался в то, что от него хотят. Или делал вид, что не врубался.
– Чего чего? Зачем понапускал, спрашиваю?!
– Чего чего зачем понапускал? – похоже, он и вправду ничего не понимал, зато пресильно перепугался за сохранность своего стратегического арсенала. – На… – в качестве отступного, чтобы его не беспокоили и не пугали так, он протянул человеку игрушечную же новенькую жёлтую Ладу Калина-Спорт, – … бери… насовсем… у меня ещё есть.
– Ты что со страной сделал?! – заорал взбешённый непонятливостью оппонента человек. – Распродал державу инородцам оптом и в розницу, Иуда! Русским в России остаётся только милостыню просить!
Катала наморщил лобик, будто соображая что-то, растопырил в стороны ушки, встрепенулся, видимо вспомнив нечто, и расплылся в искренней довольной улыбке, обрадованный, что не только обороноспособности «песочницы», но и даже её автопрому ничто не угрожает.
– А, ты об этом? – проговорил он со вздохом облегчения, оглядывая площадь и пряча Ладу Калину за пазуху, ближе к сердцу. – А я-то думал…. Так мне ж разрешили…
– Кто???!!!
– Он… – снова посерьёзнев, вкрадчиво сообщил Президент, одними глазами указывая за спину человека.
Тот оглянулся. На трибуне мавзолея, неспешно, с артистизмом раскуривая трубку и подозрительно озирая исподлобья всё происходящее, стоял совершенно живой отец всех народов Иосиф Джугашвили, он же Коба, он же Сталин.
– Не может быть… – опешил от неожиданного поворота человек.
– Он, он… – подтвердил катала.
В два прыжка преодолев расстояние до мавзолея, человек побежал вверх по лестнице на трибуну. Лестница оказалась крутая, ступеньки далеко отстоящими друг от друга, так что подниматься было весьма тяжело. Марш за маршем, пролёт за пролётом, невзирая на усталость и одышку, человек бежал и бежал вверх, обливаясь потом и жадно глотая ртом воздух как рыба на льду. А лестница всё не кончалась и не кончалась, бесконечные ступени всё мелькали и мелькали перед глазами, уплывая из-под ног вниз и возникая из небытия вновь вверху, но вожделённая площадка трибуны с мудрым небожителем на ней ни в какую не приближалась. Словно линия горизонта или светлая заря коммунизма.
Наконец силы иссякли. Очередная ступенька оказалась круче и неприступнее всех остальных. Изрядно притомившийся человек споткнулся об неё и, пребольно раня бока острыми гранями, кубарем покатился вниз. По ходу падения он вспоминал маму с папой, всю остальную родню дальнюю и не очень, отчий дом, огород, сад, улицу, неизменно уходящую за околицу, родное село, речку, необъятный край, называемый тепло и значительно Родиной, в которой ему посчастливилось принять и провести долгую, насыщенную, казавшуюся бесконечной жизнь…
– Ну и угораздило же вас, молодой юноша! Ну, вы и попали, как это у вас нынче говорится! Можно сказать, прямо с седьмого неба свалились, почти что из самого рая! И ведь таки больно же, должно быть, и обидно, да?
Связанный по рукам и ногам, прикованный тяжёлой и гремучей цепью к вкопанному прямо в земляной пол массивному столбу, подпиравшему низкий давящий потолок, я сидел в полутёмном, освещённом лишь малым огарочком оплывшей свечи подземелье. Сквозь маленькое, совсем крохотное оконце под самым потолком нехотя пробивался тускнеющий свет утомлённой уже луны. А заря, ещё не набравшая ни силы, ни власти в поднебесье, только-только лишь обозначила холодным и звонким ультрамарином своё неизменное ежеутреннее возрождение. Странное, мистическое время суточного коловорота. Время безвластия, когда ночь уже не…, а день ещё не…. Время всеобщей забытости и оставленности, когда всё вокруг замирает, или даже умирает, испугавшись само в себе своей чересчур вольной, чересчур разнузданной жажды жизни. Время безвременья, когда вчера окончательно и безоговорочно уже кануло в Лету, а завтра всё никак и никак не настанет. Время зевак, окунувшихся к этому часу с головой на самое дно своих самых глубоких и самых цветных снов, и время воров, прекрасно использующих эту счастливую оказию для исполнения своих самых тайных и самых страшных злодеяний. Совы уже уснули, насытившись, а жаворонки досматривают во снах грядущие, ни разу ещё не звучавшие, вЕдомые покуда только им одним песни. Не случайно человек, ежели он конечно не вор и не разбойник, об эту пору сладко почивает самым глубоким, самым властным сном, пленившим, опоившим чарами сладострастного забытья его тело, и душу, и сознание. Даже влюблённые к этому часу, наигравшись вволю дружка дружкой, преизобилуя и внешне, и внутренне всем самым прекрасным, самым сказочным, самым волшебным, самым сумасшедшим, самым самым, что только может дать Любовь, да только Любовь одна и может дать, даже они, обнявшись тесно и жарко, спят с блаженными улыбками на счастливых лицах, будто нет на земле ни пробуждения, ни разлуки, ни измены. Всё спит.
Произведения Аякко Стамма завораживают читателя. Казалось бы, используя самые обыденные вещи, он создаёт целые поэтические замки, которые ведут в глубь познания человеческой природы, в те самые потаённые уголки человеческой души, где бережно растится и сохраняется прекрасное. Странное, порой противоречивое наслоение реальностей присуще творчеству автора. Но самое главное – в нём присутствует то, что мы называем авторским почерком. Произведения Аякко Стамма нельзя перепутать ни с какими другими.
Роман «Право на безумие», как и другие произведения Аякко Стамма, выделяется удивительной соразмерностью самых ценимых в русской литературе черт – прекрасным прозрачным языком, психологизмом, соседством реализма с некоторой мистикой, захватывающим динамичным полудетективным сюжетом, ненавязчивой афористичностью, наличием глубинных смыслов. Всё это делает текст магическим, вовлекая читателя в поток повествования и подвигая не просто к сопереживанию, а к проживанию вместе с героями их жизни.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
А что, если начать с принятия всех возможностей, которые предлагаются? Ведь то место, где ты сейчас, оказалось единственным из всех для получения опыта, чтобы успеть его испытать, как некий знак. А что, если этим знаком окажется эта книга, мой дорогой друг? Возможно, ей суждено стать открытием, позволяющим вспомнить себя таким, каким хотел стать на самом деле. Но помни, мой читатель, она не руководит твоими поступками и убеждённостью, книга просто предлагает свой дар — свободу познания и выбора…
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?