Путешествие в страну Офир - [9]

И, словно в ответ на его раздумье, дверь распахнулась, и в каюту вошел очень смуглый мальчишка, неся на вытянутой руке холщовые штаны и такую же рубашку.

– Корабельный швец по приказу сеньориты, еще когда ты пластом лежал, снял с тебя мерку, – сказал паренек, – и во все такое красивое да богатое хотят тебя обрядить, что мы даже пожалели доброе сукно да бархат. Думали, что все равно это пойдет… сам знаешь куда! – И мальчишка многозначительно опустил указательный палец книзу. – А пока сеньор капитан велел подобрать тебе что-нибудь из нашего. Штаны хороши, а рубашка – с Эрнандо. Боюсь, будет тебе не впору… Но я могу… – И, если бы Франческо его не удержал, парнишка тут же стянул бы с себя очень широкую и не по росту длинную рубаху.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Франческо с улыбкой.

– А ты не смейся! Я все знаю, – заявил парнишка с гордостью. – И зовут тебя совсем не «Спасенный святой девой», а Франческо Руппи. А меня – Хуанито. Ты итальянец?

– Итальянец. А ты?

– Считай, что я тоже итальянец… Я подкидыш. Сеньорита выловила меня в каком-то заливе. Уж не помню, как он называется… В точности, как дочка фараона – Моисея!

– О, да ты, оказывается, ученый человек! – улыбнулся Франческо. – По-кастильски умеешь?

– А что там уметь! Я на всех языках умею! Куда бы нас с сеньором капитаном и с сеньоритой ни мотало, я через день уже могу на базаре с любым поговорить, точно сто лет живу в этих краях. Могу по сходной цене купить и хлеба, и сыру… и вина, – лукаво подмигнув, добавил Хуанито. – А тут меня, видишь ли, считают за каталонца, потому что я якобы плохо говорю по-кастильски… Но ты ведь меня понимаешь?

– Понимать-то понимаю… – согласился Франческо.

– Ну, вот видишь! Но признаюсь тебе (только это между нами), что каталонцы меня считают кастильцем. – И Хуанито весело подмигнул.

Натянув штаны и влезая в тесноватую рубашку, Франческо поймал себя на том, что ему хочется поглядеться в зеркало, но тотчас же повернулся к двери. Однако посмотреться в зеркало ему все-таки пришлось.

– А это что еще за чудо? – спросил Хуанито за его спиной. Вскарабкавшись на койку, мальчишка упирался пальцем прямо в стекло.

– Это зеркало.

– Знаю, что зеркало! Только так зеркала никогда не вешают. Видишь ли, мне еще не случалось бывать в каюте у сеньориты, хотя она меня и зазывала…

– Да? – спросил Франческо.

– Ну, не зазывала, а сказала: «Пойди отнеси больному есть». А я побоялся. Это когда ты лежал, как покойник. Из матросов тогда никто ни за какие деньги к тебе не подошел бы… Но вчера сеньор капитан созвал нас всех и объяснил, что ты уже выздоравливаешь, что у тебя была лихорадка, что она не прилипчива, что море вообще лечит лихорадку… Но что каюту все же нужно обкурить серой… А сеньорита даже рассердилась на своего дядю. Капитан ведь ей дядей приходится… – И без всякого перехода мальчишка добавил: – Ох, знал бы ты, какая она добрая! Наши матросы говорят, что ее можно поставить в угол и молиться на нее, как на мадонну… Только вот волосы она подстригла зачем!

Одевшись, Франческо с сомнением оглядел свои босые ноги. Потом окинул взглядом мальчишку, но и тот шлепал по полу босиком.

Сообразительный Хуанито понял его без слов.

– Не горюй, сапоги тебе уже заказаны. Не знаю, как у вас в стране, но, наверно, во всей Кастилии нет такого башмачника, как наш Федерико, – важно сообщил он. – Простой матрос, а как сапоги и башмаки тачает! Только носки на его башмаках всегда задираются кверху. – И, опасливо оглядевшись по сторонам, Хуанито добавил шепотом: – Не иначе, как он мавр!

– Ну и что ж, – сказал Франческо, которого мальчишка очень забавлял. – Ты только никому не говори, но я ведь на самом деле тоже мавр.

– А знаешь, я так и подумал. Глаза у тебя, правда, серые, но кто их знает, мавров, какие у них глаза! Но брови у тебя черные. И борода, пока тебя не побрили, росла тоже черная. А волосы вроде светло-русые какие-то… И то ли чуть рыжеватые, то ли красноватые… А ведь сеньор Гарсиа так и сказал: мавры сами черные, а в красную краску красят… уж не помню что – не то бороду, не то волосы.

– А это где как… В наших местах, например, мы, мавры, красим волосы, а бороды бреем, – еле сдерживая смех, пояснил Франческо.

Пожалуй, с тех пор как он покинул Сен-Дье, сегодня ему впервые захотелось шутить, смеяться, поддразнивать кого-нибудь…

– Да, я забыл тебе сказать, – приложив палец к губам, тихонько произнес Хуанито, – наш Федерико ни за что не хочет тачать такие туфли, как, например, у нашего сеньора капитана: широкие и расшлепанные какие-то… Это потому, что Федерико ненавидит нашего императора, Карла Пятого… В Кастилии он, правда, королем Карлом Первым считается. И никакой он не кастилец и не арагонец, родом он из города Гента. Вот Федерико его и ненавидит… Да его в Испании все ненавидят!

– А почему ваш Федерико не хочет шить широкие туфли? – спросил Франческо, оставляя в стороне вопрос об отношении башмачника к императору. Он по-настоящему был заинтересован этой беседой.

Хуанито с недоумением оглядел его всего – с головы до ног.

– Да ты что, с луны свалился? – спросил он сердито. – Самый последний дурак в Кастилии знает, что Карл Пятый шестипалый… Вот он и носит такие туфли. А дураки придворные тоже себе широкие заказывают, хотя у них ноги как ноги… А знаешь… – Хуанито помолчал. – Ведь я тоже, наверно, мавр, – признался он шепотом. – Может, меня как раз из Мавритании и прибило в тот залив.