Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях - [31]

Мистическое, то есть «божественное», в человеке порабощает, лишает свободы и разума – таков подсказанный гневно-брезгливым анализом религиозного чувства окончательный вывод из похождений Джека. Но, не довольствуясь этим, Свифт обличает Джека и по другой линии, указывая, что «эолисты» прекрасно умели устраивать при помощи «экстаза» свои житейские дела: откровенный намек на купцов из Сити, значительная часть которых принадлежала к сектантам.

В первом произведении своем Свифт уже выступает ненавистником «денежных людей» – с этой ненавистью не расстается он всю долгую свою жизнь. И в своем Джеке и «эолистах» олицетворяет он не только религиозную мистику, но и капиталистический дух эпохи, со свирепым красноречием показывая, как оборачивается мистическая теория – деловой, то есть капиталистической, практикой. Так обогащается и углубляется его гуманистическая критика современной ему культуры.

Покончив с Джеком, исчерпал ли Свифт свой гнев ко всему, что порабощает и оглупляет человека, свой пафос отмежевания от культуры, построенной на порабощении и оглуплении, свое стремление «совершенствовать человеческий род»?

Нет. Он пошел дальше, написал девятую главу «Сказки». Вот полное ее заглавие: «Отступление касательно происхождения, пользы и успехов безумия в человеческом обществе».

Это трудная глава. Топор, проникший далеко вглубь в борьбе с самыми древними, крепкими, узловатыми корнями. Какое же дерево хочет срубить дровосек? Религия на нем – широкая, могучая, но только ветвь; литература, наука на нем – только ветви. «Сказка бочки» – антирелигиозный памфлет? А эта девятая глава! Зачем же путать ветвь с деревом? Молодой, начинающий автор, скромный секретарь знатного вельможи, хотел написать не антирелигиозный памфлет. Замах не по ветви был, а по дереву, хотя, естественно, религия – этот объект отмежевания, борьбы, брезгливого гнева и горькой иронии – заняла количественно наибольшее место в его работе. По дереву был размах, хотя и обрубал он предварительно ветви. «Отступление касательно безумия» – религия не ярчайшее ли проявление этого безумия? Значит – срубить эту ветвь в первую очередь.

Но исчерпывается ли религией безумие?

– Отнюдь нет, дорогой читатель, так прочти же девятую главу, вчитайся в нее, и если, прочтя, захочешь назвать мою работу «античеловеческим» памфлетом – я возражать не буду… Я изобрел – исключительно как стилистический прием, в порядке нехитрой мистификации – секту «эолистов», и «заслуженная репутация славной секты (так начинается девятая глава) ничуть не роняется оттого, что возникновением и уставом своим она обязана такому учредителю, как описанный мной Джек, у которого зашел ум за разум и мозги свихнулись, каковое состояние мы считаем болезнью и называем ее безумием или умопомешательством» (курсив Свифта). Но в эту славную секту, дорогой читатель, зачисляю я всех, кто, с твоей точки зрения, оказал влияние на судьбы человечества, сделав их такими, какие они есть сейчас и какими я, Свифт, их не приемлю. Послушай же:

«В самом деле, если мы совершим обзор величайших деяний, совершенных в истории отдельными личностями, например основание новых государств силой оружия, развитие новых философских систем, создание и распространение новых религий, то найдем, что совершившие все это были люди, природный разум которых претерпел множество превращений благодаря их пище, воспитанию, преобладанию какой-либо наклонности совместно с особым влиянием воздуха и климата».

– Ты поймешь, любезный читатель, что последние строки – это в порядке все той же мистификации; если же горькую серьезность основной части моей формулировки ты также захочешь принять за шутку, я даю тебе это право.

Я шучу и мистифицирую, конечно, когда предлагаю твоему любезному вниманию мою «теорию паров» как источник и первопричину безумия, но когда я касаюсь темы – безумие как рычаг политики, то я знаю: и это ты сочтешь выгодней и безопасней для себя принять за шутку. Пусть так. Но слушай дальше.

«Другой пример (безумия в политике) я нашел у очень древнего писателя. Некий могущественный король свыше тридцати лет забавлялся тем, что брал и терял города; разбивал неприятельские армии и сам бывал бит; выгонял государей из их владений; пугал детей так, что те роняли из рук бутерброды; жег, опустошал, грабил, устраивал драгонады, избивал подданных и чужеземцев, друзей и врагов, мужчин и женщин. Говорят, философы всех стран долго ломали голову, какими физическими, моральными и политическими причинами объяснить возникновение столь странного феномена».

– Ты смеешься, изнемогаешь от хохота, когда я объясняю дальше этот «феномен» как «феномен паров» и с циническим натурализмом рассказываю – это тебе не может не понравиться, – как возникают эти пары в задней части тела. Но понимаешь ли ты, что эту мелочь моего остроумия – а оно лишь разменная монета моего мировоззрения – я бросаю тебе как приманку, как червячка на крючке; схватишь червяка – и проглотишь, хочешь не хочешь, крючок: ведь не можешь даже ты не понять, что герой моего примера – великий и могучий король, наш современник, христианнейший монарх Людовик XIV, и о его славном царствовании я так непочтительно рассказал. И если он жалкий безумец в моих глазах – можешь понять, как я отношусь к нашим домашним политикам и ко всей нашей общественной системе, основанной на безумии и зле. Впрочем – я уточняю: