Путешествие в любовь - [25]

Она пристально смотрела в глаза этому нелепому, нахальному отражению, чувствуя, как в ней закипает гнев, и взорвалась:

— Глупенькая маленькая девственница, — услышала она свой жесткий голос, — ты даже не знаешь, о чем говоришь.

— Как ты смеешь?! — взвизгнула Линет. — Ты-то навсегда останешься старой девой!

Она разразилась истеричным хохотом, сквозь который Элизабет снова услышала свой спокойный, ледяной голос:

— Я давно уже не девочка.

Хохот смолк. Линет вытаращила глаза. Ее взгляд упал на левую руку сестры. Элизабет небрежным жестом пошевелила пальцами без колец, взяла книгу и принялась читать там, где она открылась.

— Ты лжешь! — прошипела Линет и пулей вылетела из комнаты.

Элизабет продолжала держать перед собой книгу, ненавидя себя и весь белый свет. «Я не лучше ее», — подумала она. Потом ее охватил страх: Линет побежит с новостью к матери.

Но Линет не проговорилась. Однако с тех пор она избегала встречаться взглядом с сестрой и уже не пыталась доказать ей свое превосходство. «Рассказав матери о моем грехе, она бы признала, что я ее опередила», — поняла Элизабет. Цинично? Нет, это только правда.

Вспышка пошла ей на пользу. Интересно, все ли любовницы стремятся доверить кому-нибудь свою тайну? В бульварных романах их обычно изображают ветреными и несдержанными. Уж не осознание ли того, что она поступила «неправильно», побудило ее признаться?

С этой мыслью она уснула и впервые за многие недели отлично выспалась — без снов, без Яна. Наутро она встала, уже не испытывая ни малейшего желания посвящать посторонних в свои секреты.

Но со временем стали возникать другие, непредвиденные прежде страхи, новое напряжение, и она начала постигать последнюю и самую важную часть предостережения Яна.

Все дело в «беспорядочной половой жизни». Вычитав это выражение в любовном романе, Нора Хьюсон спросила о его значении мисс Ламберт, и та коротко пояснила: «Есть два вида: смерть сердца и отсутствие уверенности».

Второй случай — как раз про нее. Ни ее сердце, ни ее тело не «любили» стольких, чтобы в них не осталось любви. Ее сердце было болезненно живым, сфокусированным на одном единственном мужчине. Но их связь являла собой полное и совершенное отсутствие уверенности… для нее. «Беспорядочность» проявлялась почти каждый день. Иногда она выражалась в мелочах: измятая, испачканная травой и землей юбка, которую приходилось чистить и гладить, а она это терпеть не могла. Но подобные мелочи складывались в ненавистную грязь. И был страх разоблачения. Однажды, когда они лежали на своей поляне, раздалось пыхтение, и рядом появился большой черный пес, проявивший к ним повышенный, хотя и вполне дружелюбный интерес. Они услышали свист и окрик. Элизабет сжалась в комочек, как прозревшая Ева, пытающаяся прикрыть свой срам. Ян приподнялся на локте и посмотрел через плечо.

— Все в порядке, — успокоил он ее.

Она робко обернулась и увидела среди деревьев удаляющегося мужчину.

— Слава Богу, он нас не видел.

— Может, и видел, но не обратил внимания. Какое ему дело?

Все верно, но ей было стыдно — стыдно за то, что им приходится прятаться, бояться чужих глаз. Приземленная логика Яна раздражала. Она так и не смогла к ней привыкнуть. Они вернулись к любовным утехам, но это было уже не то.

Как-то она спросила его:

— Ян, почему бы нам не пойти к тебе?

На его лице появилось хорошо знакомое ей замкнутое выражение.

— Это невозможно. Извини, но это совершенно невозможно.

— Но почему, милый? Это же не опаснее, чем…

— Дело не в опасности. Моя комната — не место для тебя, слишком она неприятная…

— При чем тут это? Мы же не любоваться ею будем. Разве приятно, когда за тобой подглядывают всякие бродяги?

— Тогда уж лучше мне приходить к тебе.

— Но это…

— Невозможно. Верно. Вот поэтому мы и здесь — на нейтральной территории, — пошутил он, и она покорно улыбнулась.

— Как бы хотелось иметь свою квартиру!

— Если бы у меня была квартира, мы могли бы пожениться. Но у меня нет денег на достойное жилье.

— Я готова жить, где угодно.

— Вздор.

И была еще одна неуверенность — неуверенность ревности. Ее буквально раздирало желание узнать, с кем он спал до нее. Знакома ли она с этой девушкой (или девушками?), продолжает ли он видеться с ней, не предпочитает ли ее ей?

— Ради всего святого! — раздраженно отвечал он на ее вопросы. — Не думаешь ли ты, что я веду реестр дам и их достоинств?

Значит не одна.

— Сколько их было? — настаивала она.

— А я сказал, что они были?

— Ты сказал «реестр дам».

— О Боже, Лиз, я говорил образно.

— Но до меня ты же спал с другими?

— И что из этого? Не имеет никакого значения.

— Для меня имеет значение, что я сплю с тобой.

— О, Лиз, ради Бога…

Он мог бы сказать: «Я тебе говорил, я же тебя предупреждал», но не говорил, и она была благодарна ему за это, однако остановиться уже не могла:

— Если бы я спала до тебя с другим мужчиной, то непременно сказала бы тебе об этом.

— Я бы это и сам понял, — невольно рассмеялся он, и она не сразу поняла, что он имел в виду.

В такие моменты она по-детски сожалела, что это ее первая любовная связь, что ей не хватает опыта и развращенности. Она отчаянно старалась восполнить их своим пылом, и ей не приходилось для этого притворяться, ибо теперь она жила по-настоящему только в его объятиях.