Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи - [57]

При слабом свете карманного фонаря я принялся изучать карту. Она была настольно замусолена, что я с трудом различал названия местностей и рек. Наконец мне удалось определить, что если мы сумеем переправиться через реку Иагита и дойдем до Ламари, то попадем на территорию, которая определена на карте словами: «Населения нет». К северу живут форе, и оттуда нам будет легче добраться до Окапы или миссионерской станции Аванде. Оба эти места мне знакомы. Но на другой карте, которую я также прихватил с собой и которая имела столь же неприглядный вид, этот район обозначен как «неисследованный». Значит, вопрос в том, живут ли здесь какие-нибудь племена. Если же места эти безлюдны, то это только на руку То-юну и его воинам. Они вряд ли упустят возможность преследовать нас.

Изучать карты дальше бессмысленно. Ясно, что единственный шанс спастись — это как можно быстрее добраться до реки Ламари. Время тянется страшно медленно. Я оглядываю палатку. Все, что нельзя тащить на себе, придется оставить. Но без некоторых вещей обойтись невозможно, среди них фотоаппаратура с пленками, вахтенный журнал, компас, заряженный всего шестью патронами пистолет. К счастью, имеется неплохой запас стальных топоров и мешочков с солью — достаточно, чтобы заплатить проводникам, если таковые найдутся к западу от реки Ламари.

И тут же возникает множество не менее важных вопросов: ведет ли тропа, которая тянется из деревни в западном направлении, к реке Иагита или упирается в ближайшие посадки саговых пальм? Как нас примут кукукуку в других деревнях, мимо которых нам придется идти и которые, судя по всему, находятся под властью То-юна? Удастся ли нам обойти их незамеченными?

Надо было тщательно продумать все вопросы заранее, чтобы не заниматься их решением по дороге. Собрав поклажу, мы с величайшими предосторожностями вырезали отверстие в задней стенке палатки. Кто знает, может, хитрый То-юн выставил дозорных (из числа тех, кого я не угощал какао) в кустах.

Сквозь тучи пробивается слабый свет от молодого месяца. Не зажигая фонарика, мы ощупью пробираемся к тропе. Найти ее в темноте нелегко, по-моему, мы бредем уже целый час. Где-то в деревне залаяла собака. Я замер: неужели нас обнаружили? Но лай прекратился так же внезапно, как и начался. Тучи медленно плыли по небу, и в слабом лунном свете мы наконец обнаружили желанную тропу. Местность вокруг казалась призрачной, похожей скорее на декорацию. Мало-помалу мы успокаиваемся.

Однако меня беспокоит, как долго будет действовать снотворное. Достаточно ли сильны таблетки, чтобы обеспечить беспробудный сон на протяжении двенадцати часов? Обычно жители деревни приходят в наш лагерь на рассвете. Сейчас дождя нет. Часы показывают половину четвертого утра. Через два-три часа солнце окрасит небо в пурпурный цвет. Надо торопиться, к тому времени, когда То-юна предупредят о нашем побеге, мы должны как можно дальше уйти от деревня. Интересно, смогут ли вождь и его приближенные преследовать нас, или же снотворное будет действовать на них еще какое-то время после пробуждения?

Мы зажигаем карманные фонарики и убыстряем шаг. Наш повар Сомана высказывает предположение, что То-юн не станет устраивать погоню. Он получил богатый выкуп за невесту в виде вещей, оставленных в палатке, и только «потеряет свое лицо», если будет преследовать нас лишь затем, чтобы убить. Тем самым он как бы признáется, что всерьез замышлял брак между киапом и канака-мери.

Но Джон, который много лет работал проводником у белых, возражает Сомане. По его мнению, мы надули То-юна со свадьбой и тем самым лишили его дочь надежды на появление сына от белого человека. Уже по одной этой причине он «потерял лицо», его авторитет вождя будет поставлен на карту, если он нас не догонит и не убьет. А кроме того, мы околдовали не только его самого, но и его воинов, погрузив их в крепкий сон. Чтобы снять с себя колдовские чары, он должен нас убить.

— Если То-юн этого не сделает, — продолжает Джон, — то еще до наступления следующего месяца ему придется покончить с собой. Если же он доставит нас в деревню живыми, то скорее всего передаст в руки женщин и детей, которым позволят потешаться над нами и замучить до смерти.

— Да уж, Кавинджа, над которой ты надсмеялся, постарается придумать для тебя особые мучения, — не удержался Амбути.

Я поспешно меняю тему разговора. Дальнейший путь мы проходим молча, лишь изредка обмениваясь короткими репликами. Идти трудно, тропа то неожиданно ведет вверх, то круто спускается вниз. Ноги то и дело вязнут в жидкой грязи. Я человек немолодой и тучный, поэтому пыхчу, как паровоз, хотя и стараюсь дышать размеренно и не поддаваться панике. Признаться, когда мне становится особенно тяжко, я с нежностью вспоминаю о горячем какао…

Наконец над кряжами горной цепи, на востоке, в солнечных лучах зажглись первые блики красного пламени, и почти сразу в воздухе заметно потеплело. Идти и без того было трудно, мешали грязь, бесконечные лианы. А теперь еще беспощадное солнце!

По-прежнему никаких признаков погони. Мы миновали уже три деревни — первую ранним утром, две другие в полдень. Кто знает, может, их жители и удивились тому, что мы идем без проводников, а возможно, решили, что они следуют за нами. Мы избегали контактов с местным населением, а они, в свою очередь, не требовали от нас подарков. Нам это было только на руку, так как каждый топор и мешочек соли у нас был на счету и предназначен для проводников, которых нам хотелось нанять за рекой Иагита.