Путешествие шлюпа «Диана» из Кронштадта в Камчатку - [56]
Нынешний день выменяли у жителей 435 кокосовых орехов, 10 фунтов корня яму, 40 фут сахарных тростей, 3 ветви платанов, 130 фиг и 1 хлебный плод >177.
На 30‑е число в ночь дул умеренный ветер и было светлооблачно. В 6 часов утра послали мы в последний раз гребные суда на берег за водою и дровами, но с 8 часов ветер усилился и пошел проливной дождь, а как ветер дул почти прямо в гавань, то у берега сделался большой прибой, который привел было в опасность наши гребные суда. Но командовавший ими офицер Рудаков, видя опасность, потребовал заблаговременно шлюпку на помощь, которая и была к нему послана. Рудаков, возвратясь на шлюп в 11 часов, уведомил меня о большой опасности, в коей он и бывшие с ним люди находились: баркас едва было не опрокинуло прибрежным буруном, и он принужден был велеть все) бочонки из него выбросить в воду. К счастию нашему, жители острова были к нам хорошо расположены: их на берегу было несколько сот, и они, вместо того, чтоб, пользуясь нашим несчастием, сделать нам вред, бросились в воду, помогли удерживать баркас на воде, и, переловив все бочонки, нам их отдали, потом пособили нашим гребным судам отвалить от берега.
Ветер вскоре после полудня стих, но дождь шел до вечера, а к вечеру прочистилось. Вечером, по совету островитян, поехали мы на берег ловить рыбу, ибо они нам сказали, что теперь ветром много ее в залив нагнало. Они нам помогали вытаскивать невод. Успех был очень невелик: мы поймали две рыбы; и как мы знали по повествованию Форстера, что в здешних водах есть рыба ядовитого свойства, почему и спрашивали у них, можно ли пойманную нами рыбу есть. Они все говорили, что можно; но один молодой малый, видно желая над нами пошутить, показал на лучшую рыбу, говоря: або, або, або, что значит не годится, но все другие, показывая в рот, сказали: ани, ани (есть). Тогда он засмеялся и сам сделал знак, что рыбу сию есть можно.
Островитяне обходились с нами совершенно по–дружески. Они нам не сделали ни малейшего вреда и не причинили никакого беспокойства; но, напротив того, старались нам услуживать, как умели. Сначала я не позволял никому выменивать у них никаких редкостей, дабы тем понудить их приносить к нам более съестных припасов. Но теперь, увидев, что мы от них все получили, чем они расположены были нас снабдить, я дал позволение выменивать у них, кому что угодно. Они охотно расставались со всем своим оружием за наши безделки, кроме дубинок, которые нелегко могли мы от них получить, ибо они делаются из весьма крепкого дерева, казуарина>178 называемого, и на работу коих употребляется много времени.
Мы заметили, что танцы в менах с нами, будучи отменно пристрастны к нарядам, предпочитали блестящие безделки полезным вещам, коих употребление мы им показывали на самом деле.
В 12‑м часу ночи ветер сделался тихий, с легкими порывами, прямо от огнедышащей горы, которая от нас была не более как в 5 или 6 милях. Прежде она всякую ночь извергала пламя, а ударов слышно не было, но в сию ночь пламени мы не видали, а слышны были частые глухие звуки, подобные отдаленному грому, и необычайный, треск; ветром нанесло на шлюп много самого мелкого пепла и слышен был серный запах, а на рассвете увидели, что из разных мест по отлогостям горы поднимались густые пары. То же самое мы и прежде замечали после всякого дождя.
Теперь мы были совсем готовы к походу; нужное количество дров и воды запасли, каких можно было растений и кореньев, годных в пищу, мы наменяли; а с свиньями и курами они никак расстаться не хотели.
Итак, не имея более надобности здесь оставаться, мы в половине шестого часа утра 31‑го числа снялись с якоря и пошли из гавани. Лишь только жители приметили, что мы их оставляем, как вдруг на всех берегах кругом нас раздалось громогласное: «Эввау! Эввау!» Погода скоро стихла и дала Гунаме время приехать к нам со своим сыном и четырьмя или пятью другими товарищами. Подъезжая к шлюпу, они беспрестанно кричали: «Диана! Диана!», и показывали руками к якорному нашему месту. Но коль скоро приехали близко, то завыли голосом, что–то припевая, и утирали слезы, которые действительно непритворно текли у них из глаз.
Гунама привез мне в гостинец корень ям, в котором весу было 16 1/2 фунтов. За это мы им дали некоторые подарки, и тогда же шлюп от нашедшего ветра, взяв ход, стал их оставлять. В то время они беспрестанно махали руками, показывая на гавань, а Гунама повторял жалким голосом: «Диана-а! Диана-а! а! Диана!». Такова чувствительность сих островитян: они плакали и кричали вслед за нами, доколе могли мы слышать. Наконец, отстав довольно далеко, воротились назад.
Расставание с новыми нашими приятелями Тихого океана не слишком для нас было огорчительно, хотя слезы и вопли их несколько нас и тронули. Но в самое то время, как мы выходили из залива, с нами случилось несчастие, которое было ближе к сердцу: в 7‑м часу умер плотничный наш десятник Иван Савельев от простудной горячки. Он занемог 27‑го числа сего месяца, а через четыре дня лишился жизни, быв чрезвычайно здоровый, тучный и сильный человек. Знание его своей должности, усердие и расторопность, а притом кроткий нрав и отменно хорошее поведение делали его для нас бесценным человеком. Потерю его мы все много чувствовали, и, по неимению более людей его ремесла, должность его я возложил на матроса Филиппа Романова.
