Путешествие по арабским странам - [63]

Египтянка приняла Петера в салоне, обставленном позолоченной мебелью в стиле ампир. Салон сообщался широкой дверью с соседней комнатой.

Опа сразу же оживленно заговорила, села в кресло, закинув ногу на ногу. Манеры у нее были несколько развязные, глаза, когда она говорила, лукаво блестели.

— Меня воспитывали, как мальчишку, — сказала она живо и весело, будто угадав мысли Петера, и тут же стала рассказывать о своем детстве. — Мой отец хотел мальчиков, а рождались девочки. Четыре девочки подряд. Когда родился пятый ребенок — на этот раз действительно мальчик, — девочки уже все были воспитаны, как мальчишки.

Она буквально сияла, вспоминая свои проказы, в глазах ее плясали чертики. Быть мальчиком — значило иметь право на шалости, на то, чтобы ходить или ездить г отцом на прогулки, тогда как девочкам полагалось синеть дома, с матерью. Быть мальчиком значило в то время принадлежать к избранным, которым разрешалось посещать школу, а быть «мальчиком» ее отца значило обладать еще одним преимуществом: дети из зажиточных семей посещали английские и французские гимназии, ее же отец из чувства протеста против иностранного засилья отдал в египетскую школу.

— Вы не можете себе представить, — говорила она горячо, — как гордился отец, когда после четырех лет обучения в начальной школе я получила аттестат зрелости и могла поступить в высшую. Он с гордостью показывал мой аттестат друзьям и знакомым. Для него было событием, что его дочь будет учиться в институте, причем тоже в египетском, а не в иностранном. В институте я, между прочим, начала писать.

Она сама принесла чай и прохладительные напитки.

— Чай заваривала моя дочь, у боя сегодня свободный вечер.

Она разлила чай.

— Да, у меня уже взрослая дочь. Ей почти пятнадцать лет. Мы, кстати, кажется, единственная египетская семья, которая завещает дочери такую же часть имущества, что и каждому из сыновей.

— И сколько же она получит?

— Пятьдесят федданов земли.

— А сколько она получила бы по существующим обычаям?

— В два раза меньше, чем брат. «…Сыну, — говорится в Коране, — долю, подобную доле двух дочерей». Между прочим, первый конфликт у меня был из-за решения религиозного суда.

— Когда вам было столько лет, сколько теперь вашей дочери?

— Нет, нет. Тогда я только начала писать. Конфликт возник позже.

— А что вы писали?

— В начале критические заметки о школе. Конечно, под другим именем. Читатели думали, что автор — взрослая женщина, быть может, получавшая сведения от своей дочери.

Ей до сих пор было забавно вспоминать об этом как о «мальчишеской проказе» детских лет.

Отец умер, но перед смертью решил, что она должна поступить в университет. В 1932 году она начала учиться на литературном факультете. Это случилось через три года, после того как женщинам был открыт доступ в Каирский университет.

— Я была одной из первых студенток в Египте, — сказала она гордо.

Но студенты не принимали ее всерьез. Когда в труп пе возникал спор, она должна была молчать. Если она не желала молчать, считалось, что у нее «плохие манеры».

Она не молчала. Она даже была первой девушкой, игравшей в теннис, и прослыла поэтому «безнравствен ной».

— Парии стояли вокруг и глазели на меня, как на обезьяну в клетке.

— Даже в очень отдаленных странах люди мало чем отличаются друг от друга,~ улыбаясь, сказал Петер.

У нас рассказывают, что первых девушек, остригавших волосы, считали безнравственными. Это было после первой мировой войны. В то время немецкий католический епископ заявил, что купаться в общественных местах безнравственно. Все это в общем давно забыто.

Она закурила сигарету и сказала:

— Ну, у нас предрассудки более живучи. Религиозные суды выносили приговоры на основании древних обычаев. В этих судах женщина никогда не могла добиться справедливости. Один возмутительный приговор по делу о разводе даже заставил меня выступить в газете с резким протестом. В то время я каждую неделю писала в эту газету. В конце концов меня вызвал министр юстиции. «А, это вы, — сказал он, — Еще совсем ребенок, а пишете такие статьи! Снисходя к вашей молодости и неопытности, я сейчас не отдам вас под суд, но в следующий раз вы будете наказаны. Можете идти».

После революции пятьдесят второго года религиозные суды были отменены, и я написала открытое письмо бывшему министру юстиции: «Помните, как вы со мной разговаривали?» Он не ответил.

По совету отца она не выходила замуж до окончания университета, но была обручена, и ее жених очень помогал ей в журналистской работе. Он возил ее в машине и ходил с ней в кино. Однажды она сама села за руль и сшибла пешехода. У него был перелом ноги. Газеты опубликовали ее имя и сообщили, чем она занимается: студентка и журналистка.

Мать прочитала сообщение.

«Это правда — ты журналистка?»

Она ничего не знала, так как дочь по-прежнему подписывала свои статьи псевдонимом.

«Да, мама».

Мать сказала, что это позор. От стыда и огорчения у нее случился сердечный припадок, затем он повторился, и год спустя она скончалась.

— Так было еще в середине тридцатых годов, — сказала журналистка.

— А каким вопросам посвящен теперь ваш журнал?

— Главным образом разводам. Мы защищаем разведенных женщин и их детей. Здесь еще много дела. Мы требуем, чтобы дети оставались у матери, и не только но одиннадцати лет, но и до восемнадцати. Мы также требуем, чтобы законом разрешалось вступать в брак девушкам не моложе восемнадцати лет, а не шестнадцати, как теперь, юношам же — не моложе двадцати вместо восемнадцати. Юноши должны успеть до женитьбы получить специальность, а девушки в шестнадцать лет еще недостаточно созрели. Моей дочери в будущем году исполнится шестнадцать лет, а она еще совсем ребенок. В Америке отношения между полами тоже не совсем упорядочены, и я считаю, что это нехорошо.