Путешествие по арабским странам - [19]

Но в тех краях было много голодных. Они ставили силки, ловили вместе с другими птицами ибисов и ели их. Ибисов становилось все меньше, они не успевали уничтожать червей, урожаи год от года ухудшались.

Тогда умный крестьянин отправился к фараону и сказал:

— Голодные ловят ибисов, от этого поля пустеют. Накорми бедняков и запрети ловить ибисов, ибо, где они водятся, там урожай обильный, а где их нет — скудный. Если ты не прикажешь защитить птицу, голодать будут все и ты также.

И фараон запретил голодным под угрозой смерти ловить и убивать ибисов.

Но среди бедняков были такие, кто не испугался. «Какая разница, умрем ли мы с голоду или от руки палача», — говорили они. И продолжали ловить ибисов, где только могли, убивали их и ели, а перья бросали в реку, и по воде плавали белые и серые перья, и все видели, что приказ фараона не выполняется. И хотя много голодных, и виновных и невиновных, было убито для устрашения остальных, перья ибисов продолжали плавать по Нилу.

Тогда крестьянин снова пошел к фараону и сказал:

— Накорми голодных. Они не боятся смерти, потому что надеются на лучшую жизнь после кончины. Если им удается поймать ибиса и не быть схваченными, они наедаются досыта. Если же по твоему приказу их убивают, они перестают чувствовать голод. Накорми их, фараон! Поля наши почти опустели, нам тоже нечем больше утолить — свой голод.

Фараон призвал самого умного и хитрого советника и передал ему — слова крестьянина:

— Стране грозит беда. Как посоветуешь мне поступить?

— Хочешь ли ты накормить голодных? — спросил придворный.

— Пусть не будут они дерзкими.

— Хочешь ли ты напугать дерзких?

— Они должны быть наказаны.

— Страшатся ли они наказаний, известных им?

— Нет, не страшатся.

— Так пригрози им другими карами.

— Я не знаю таких.

— Так пригрози им наказанием после смерти.

— Говори, что мне делать?

— Прикажи поймать большого красивого ибиса, убить его, забальзамировать и показать народу. Затем позови лучшего твоего скульптора и вели ему изваять тело прекрасного юноши с головой ибиса и дай ему имя. Назови его Тотом. Потом объяви, что это бог мудрости. Ибо мудра птица, совершающая мудрые поступки, непонятные людям.

И фараон воскликнул:

— Да будет так, как ты оказал! Я возвещу, что ибис — божество! Я возвещу, что тот, кто убивает его, поднимает руку на бога мудрости и обречен на вечное проклятие!

Так оно все и было.

И голодные испугались вечного проклятия больше, чем голода и смерти, и перестали убивать ибисов и стали поклоняться им.

Но плодов земли они получали так же мало, как прежде».

Можно ли жить в пустыне?

— Тот, кто сюда переселяется, должен не только ничего не потерять, но даже во многом выиграть, — сказал культорганизатор в учебном центре на новых землях.

Петер Борхард снова был в мудирии Ат-Тахрир — Провинции освобождения, созданной в пустыне.

— Каждый, кто здесь живет, — добавил культорганизатор, — сам того пожелал, причем он не только приехал добровольно, но еще и прошел тщательную проверку.

Они шли по образцовому поселку. Петер видел здоровых детей, красивых женщин, сильных мужчин. Египтянин рассказывал:

— Переселяться сюда разрешалось мужчинам в возрасте от двадцати трех до тридцати лет, уже служившим в армии, обязательно женатым, но имевшим не более одной жены и не более троих детей, жившим в перенаселенной местности и не владевшим имуществом. Короче, «тот, кто сюда переселяется, должен не только ничего не проиграть, но даже во многом выиграть».

Кандидаты, отвечающие всем этим условиям, проходили медицинский осмотр. Больных тут же вычеркивали из списка. У лиц, признанных здоровыми, проверяли умственные способности. При этом не имело решающего значения, сколько лет они посещали школу. Ведь пока в стране хозяйничали англичане и их приспешники, народное образование находилось в жалком состоянии. Главное внимание поэтому уделялось умственному развитию человека после школы. Его образование служило лишь отправной точкой для проверки. Предполагалось, что человек, закончивший школу, должен был преуспеть в своем развитии больше, чем тот, кто посещал только два класса. Даже неграмотные, которым условия жизни не позволили учиться, не вычеркивались автоматически из списков. И для них решающим было умственное развитие, а читать и писать они могли научиться потом. Зато психиатр в продолжительной беседе с желающими переселиться проверял, насколько быстро они реагируют на изменение внешних условий, смогут ли они приспособиться к жизни на новом месте. Наконец выяснялось, что они умеют делать и есть ли у них способности в области механики.

Если результаты испытания оказывались положительными, члены семьи будущих переселенцев тоже проходили медицинский осмотр. Жену, кроме того, проверяли учитель и психиатр. Только в том случае, если все было в порядке, семье разрешалось переселиться в учебный центр. Петер зашел в один из домиков. Гостей встретила приветливо улыбавшаяся хозяйка; муж ее был в поле, она же не работала, так как ждала ребенка. Пройдя мимо низкой цементной ограды, призванной, очевидно, скрыть ничем не украшенный фасад дома, Петер вошел внутрь и оказался в небольшой передней, которая могла служить и жилой комнатой. Отсюда узкий коридор вел в спальню с платяным шкафом, встроенным в специальную нишу, и двумя кроватями под белыми покрывалами — широкой и узкой. В шкафу лежало белье. Вторая спальня была пустой, у молодой четы еще не было детей. В кухне, освещавшейся электричеством, рядом с плитой висела мойка, к ней из глубокого колодца была подведена вода. Рядом находился туалет с душем.