Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино - [60]

Шрифт
Интервал

Минуточку! Мы же совсем забыли о бедном Люке Скайуокере, которого вот-вот раздавит ужасная машина, рокочущая в сердце, а точнее, в желудке Звезды Смерти. Герой очутился во чреве китовом. Роботы-свидетели считают своего хозяина погибшим. Зрители горюют вместе с ними. Все мастерство создателей фильма сейчас направлено на то, чтобы заставить нас думать, что героев сейчас сотрут в порошок. Но вдруг роботы понимают: крики, которые они приняли за предсмертные вопли, на самом деле выражали облегчение и радость победы. Машину остановили, и герои спаслись. Тут же скорбь роботов сменяется ликованием, заражающим и зрителя.

У меня дурное предчувствие…
ЭЛАСТИЧНОСТЬ ЭМОЦИЙ

Нетрудно заметить, что человеческие эмоции обнаруживают определенную эластичность. В некотором смысле они напоминают баскетбольный мяч: чем сильнее его бросить вниз — тем выше он подпрыгнет. Автор любой истории старается эмоционально приподнять аудиторию, заинтересовать и расшевелить ее. Структура сюжета может быть использована как помпа для регулирования настроения публики. Умелое чередование взлетов и падений в судьбе героя обеспечивает контрастность зрительских переживаний. Давить на эмоции зрителей — все равно что удерживать под водой хорошо накачанный мяч: стоит вам отпустить руки, он мигом всплывет на поверхность. Зритель, подавленный близостью смерти, теперь может мгновенно ощутить такую радость, какой не испытывал раньше. На этой основе вы начинаете строить следующий этаж. Главное испытание — самый тяжелый момент в истории, и отсюда начинается восхождение на самый верх.

В парке развлечений вас вертят так и сяк, пока вам не покажется, что вы умираете, — тем радостнее воспринимается благополучное завершение приключения. Сюжет, в котором нет смертельной опасности, пресен. У многих сценаристов возникают проблемы с определением оптимальной длительности второго действия. Оно может показаться затянутым и монотонным, или, наоборот, недостаточно развернутым, или просто бессмысленным из-за того, что автор рассматривал его лишь как цепь препятствий, преодолеваемых героем на пути к конечной цели, но не как динамический цикл событий, сосредоточенных вокруг решающего момента смерти и возрождения. Даже в самой легкомысленной комедии или любовной истории должна быть критическая точка, когда герой сталкивается с чем-то, что угрожает его жизни или успеху его предприятия.

МНИМАЯ СМЕРТЬ ГЕРОЯ

В долгом втором акте «Звездных войн» внимание аудитории удерживается с помощью серии эпизодов центрального кризиса, в которых герой получает возможность досконально исследовать границу жизни и смерти. В сцене с уплотнителем мусора Люка затягивают в нечистоты гигантские щупальца невидимого монстра. Именно этот пример помог мне по-настоящему понять механизм, действующий на этапе главного испытания.

Сначала мы вместе с теми, кто присутствует на месте происшествия (Хан Соло, принцесса Лея и вуки), видим несколько пузырьков, свидетельствующих о том, что Люк еще жив: он дышит и борется. Пока ситуация выглядит небезнадежной. Но пузырьки исчезают. Свидетели воспринимают это как смерть Скайуокера. Через несколько секунд мы тоже начинаем беспокоиться за жизнь Люка, хотя и понимаем, что режиссер вряд ли собирается убить главного героя в середине фильма.

Никогда не забуду, какое впечатление произвел на меня этот кульминационный момент во время предварительного показа картины на студии Fox. Я уже успел эмоционально срастись с Люком и в секунду его мнимой гибели словно лишился опоры. Частичка моей души, которую я вложил в героя, начала метаться от одного выжившего персонажа к другому, не зная, где найти пристанище: идентифицироваться ли с испорченной принцессой Леей, эгоистичным приспособленцем Ханом Соло или звероподобными вуки? Ни один вариант меня не привлекал, и в эти несколько мгновений я испытал нечто вроде паники. Казалось, Люк Скайуокер безвозвратно сгинул во чреве кита. А если герой умер, то куда деваться мне? Какую точку зрения принять? Мои эмоции были в положении того самого баскетбольного мяча, удерживаемого под водой.

Вдруг Люк Скайуокер появляется на поверхности — весь в грязи, но живой. Он умер на наших глазах, а теперь возродился с помощью друзей. Мы ликуем: чем тяжелее нам было до этого, тем радостнее теперь. Именно такими эмоциональными перепадами и объясняется популярность «Звездных войн». Герой и зрители уже готовы к худшему, как все меняется. Это привлекает аудиторию даже больше, чем дорогие спецэффекты, смешные диалоги или сексуальные сцены. Людям нравится наблюдать за тем, как герой обманывает смерть. Точнее, им нравится обманывать ее вместе с ним. Отождествление себя с героем, играющим в опасные игры, в драме — своего рода эквивалент прыжкам с моста на эластичном тросе.

ГЕРОЙ — СВИДЕТЕЛЬ СМЕРТИ

Но это еще не последняя встреча со смертью, ожидающая нас в «Звездных войнах». Пройдя полосу главных испытаний, Люк видит, как его наставник Оби Ван погибает на лазерной дуэли со злодеем Дартом Бейдером. Скайуокер тяжело переживает эту потерю. Однако в вымышленном мире космической эпопеи границы жизни и смерти намеренно размыты: тело Оби Вана исчезает, а значит, в нужный момент и в нужном месте он может вновь возникнуть, как Мерлин, наставник короля Артура.


Рекомендуем почитать
Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Современная русская литература: знаковые имена

Ясно, ярко, внятно, рельефно, классично и парадоксально, жестко и поэтично.Так художник пишет о художнике. Так художник становится критиком.Книга критических статей и интервью писателя Ирины Горюновой — попытка сделать слепок с времени, с крупных творческих личностей внутри него, с картины современного литературного мира, представленного наиболее значимыми именами.Дина Рубина и Евгений Евтушенко, Евгений Степанов и Роман Виктюк, Иосиф Райхельгауз и Захар Прилепин — герои книги, и это, понятно, невыдуманные герои.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Тамга на сердце

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.