Путешествие парижанина вокруг света - [3]

— Что тебе надо? — спросил его мичман.

— Я там скоро состарюсь, командир, — сказал мальчуган, указывая на люк, ведущий в топку, — мне там делать нечего, раз наш винт не вертится!

— Ну и что же? — несколько резко спросил офицер.

— Что? — нимало не смущаясь, повторил мальчуган. — Я хотел бы настоящей работы!

— Работы! Какой?

— Это, кажется, нехитро угадать, — засмеялся мальчуган, — я хотел бы нырнуть разочек да перекинуться парой слов с нашим винтом: чего он там заартачился?

— Прекрасно! Ты — отважный парень! Иди!

— Слушаю-с! Раз, два, три! Гоп! — Недолго думая мальчуган ухватился обеими руками за перила и одним прыжком кинулся в воду с легкостью профессионального ныряльщика.

— Молодчина! — послышались похвалы матросов. — Смелый мальчишка!

Туземцы, с минуту ошеломленные и недоумевающие, снова устремились вперед. Мальчуган все еще под водой. Но вот наконец, точно буек, показывается над поверхностью его голова с белокурыми кудряшками.

— Готово, ребятушки! — кричит он. — Да здравствует республика! Киньте мне какой-нибудь конец, живо!

Винт начал работать. Матросы кинули канат, и мальчик стал проворно взбираться наверх. Вдруг тяжелый осколок пироги ударил его по голове.

Оглушенный ударом, он выпустил канат и скрылся под водой. Громкий крик вырвался из уст матросов, но в тот же момент кто-то грузный бросился в воду. Это был человек в белом шлеме, тот, которого командир называл Андре; он хотел спасти отважного мальчишку.

Между тем чернокожие начали стягивать свои ряды вокруг судна, поведение их снова стало угрожающим; вся река была покрыта их пирогами, за которыми они прятались, как за плавучими баррикадами.

Все это происходило гораздо быстрее, чем можно рассказать. Но секунды кажутся часами во время напряженного ожидания: ни мальчик, ни его спаситель еще не появлялись над поверхностью. Между тем судно начинает поворачиваться.

Наконец вот они! Андре одной рукой поддерживает лишившегося чувств паренька, другой подхватывает кинутый ему конец.

— Смелей! — кричат ему сверху.

Но — увы! Винт снова перестал работать; окончательно ли повредил его толчок или опять цепкие водоросли, замотавшись за него, мешали ему вращаться, но только в тот момент, когда шлюп стал неуправляем, течение, легко подхватив его, как перо, быстро понесло вниз. В одно мгновение судно пробило линию преграждавших ему отступление пирог, одни разбив, другие затопив, и в несколько минут совершенно скрылось из вида. Разозленные туземцы после минутной растерянности набросились на двух белых, один из которых только что начал приходить в себя, а другой терял сознание от потери сил. То, что их не унесло течением вслед за судном, объясняется тем, что река в этом месте образовала луку и в том месте, где находились несчастные, течение было далеко не так сильно и быстро, как там, где очутился шлюп, маневрируя с целью отступления.

Теперь битва окончилась, и на долю голодных крокодилов осталось такое количество живых и мертвых, что тут же началась дикая оргия этих чудовищ. Напуганные сперва шумом выстрелов и воем чернокожих, крокодилы, притаившиеся на время в воде и зарослях, теперь жадно набросились на живых и убитых. Те, кто еще не лишился возможности двигаться, увертывались от их страшных зубов; наши белые друзья не раз чувствовали, как их задевали твердые шероховатые щитки, покрывающие туловища этих земноводных, громадные пасти с шумом захлопывались над телами умирающих чернокожих.

Тем временем мальчуган совершенно очнулся и поплыл как рыба, окруженный со всех сторон целой сворой воющих осиебов, сомкнувшихся кольцом вокруг него. Несмотря на это, юный герой бодро плыл вперед, поддерживая выбившегося из сил и задыхающегося Андре.

— Эй, вы, там, немытые рожи! Разве вы не можете помочь мне, вместо того чтобы пялить на меня ваши бессмысленные буркалы! — крикнул он туземцам и, обращаясь к своему невольному товарищу, попросил его: — Ах, Андре, теперь не время закатывать глаза… Ну-ка… продержитесь немного… А хорошо мы с вами выкупались! Можно прямо сказать: выполоскались!..

— Бикондо! Бикондо! — заревели между тем чернокожие. Это означало: съесть! съесть!

Мальчуган, незнакомый с тонкостями осиебовского наречия, принялся осыпать их отборной непечатной руганью.

— Дурачье! Ну, чего вы глазеете? Видно, вы никогда не видели белых! Ну уж где вам!.. Эй, ты, громадный дуралей, что так громко орешь, закрой на минуту свою голосистую глотку да подсоби мне! Ну же!.. Пошевеливайся скорее! Разве не видишь, что этот господин собирается хлебнуть сырой воды из вашей грязной реки?! Ну, ну, вот так! Молодец, за это ты получишь сахару!.. Подумать только: я читал «Хижину дяди Тома» и был уверен, что все эти черномазые — добродушнейшие негры. Как бы не так! Видел я сегодня их добродушие! Вот и верь после этого книгам…

Однако один из туземцев, ошеломленный этим неудержимым потоком слов, помог мальчугану.

Несколько минут спустя оба моряка благополучно пристали к берегу, оказавшись всецело во власти своих свирепых врагов.

Но последние, к изумлению, не накинулись на них, чтобы тут же зарезать, даже не связали, чтобы лишить всякой возможности бежать. Эта видимая кротость объяснялась последующими кулинарными приготовлениями.