Путешествие на восток - [124]

— Вы достаточно слышали о нас, — разговор мне не нравился, не нравились рабы, не нравился дворец, не нравился Визирь, но уж больно хорошее было вино. А Светлейший забыл упомянуть, что наемник жизни без браги и вина себе не представляет… — И многое сущее правда, и все же — сотня золотых монет, такова цена договора, такова и сумма, которую я возьму.

— Не многие позволяют себе отказывать Визирю, названному брату Великого Султана, — с легкой, насмешливой угрозой в голосе, произнес хозяин дворца.

— Не многие приводят домой дочь Визиря, названного брата Великого Султана, — с почтением, но не опуская глаз, кивнул я.

И вновь тишина, а потом взрыв громогласного хохота. Второй после правителя смеялся в голос, стуча рукой по столу, от чего подпрыгивала посуда и кувшины. Рабы замерли в страхе, а самые смелые ринулись вытирать пятна пролившегося вина.

— Теперь я вижу, — утирая слезы, сквозь смех, произнес Визирь. — Как ты одолел Повелителя Небес. Вероятно дракон задохнулся в праведном возмущении твоей наглостью.

— С ним я разговаривал менее почтительно, — я позволил себя ухмыльнуться.

— Позволь же мне узнать — почему? Разве не страшнее дракон Визиря? Разве не остры его когти, не жарко дыхание и не сравнима пасть с долиной тьмы Фукхата?

— Все истинно так, светлейший. И все же — дракон не умеет пытать и не знает что такое рабство.

Во время нашего разговора, отпрыски семьи уже начали есть, но сейчас все, как один, поперхнулись и посмотрели на меня как на самоубийцу, даже Мия.

— Теперь я вижу, что у тебя не только острые сабли и язык, но и ум, — вздохнул хозяин. И очередным взмахом успокоил подобравшуюся было стражу. — Я уже слышал от дочери о том, как тебе сложно находится среди невольников. Моим наставником в детстве был посол из Нимии, и он придерживался той же точки зрения. Но все же скажи мне, отважный шархан, имя которого уже воспевают тенесы, называя Безумным Серебрянным Ветром, от чего же тебе так противит рабство?

— Каждый человек рождается свободным, живет свободным и умирает свободным. Никто не вправе лишать этого качества.

— Но разве люди не отбирают у друг друга еду, золото, земли, да и все прочее, что существует под небесами? Разве люди не сражаются мечом и огнем, за то, что считают своим? Так почему же один не может отнять свободу другого?

— Пожалуй, — чуть грустно вздохнул я, на мгновение опустив глаза. — Если бы существовал ответ на этот вопрос, то никогда бы, ни в одной земле, ни один разумный, не носил бы железного ошейника. Но я лишь простой бродяга, мои имя и честь, выдуманы мною же. Все что у меня есть — добрые сабли, добытые в славном грабеже павшей крепости. Не мне судить, о том, что должен делать человек, и о том, что нет. Но я твердо уверен в одном — покуда мое сердце бьется, никто не станет решать за меня. Ни люди, ни боги.

— Громкое заявление, для, как ты сам выразился — простого наемника, — хмыкнула жена Визиря.

— Прекраснейшая тори, — склонил я голову. — От грома этих слов скончался дракон, а сам Гефен — бог молний, спрятался в своих чертогах как трусливый шакал.

— Пару минут назад, ты утверждал, что Повелитель неба пал от наглости.

— Смею заметить, это сказал ваш муж — Светлейший Визирь. Я лишь позволил себе не возражать.

И вновь взрыв хохота хозяина дворца, на мгновение заставил меня вздрогнуть, жена же все сверлила меня своими нестерпимо зелеными глазами.

— Если все наемники запада умеют так разговаривать, то впору звать их преподавать риторику, — высказался названный брат Султана.

На эту фразу не имело смысла отвечать, поэтому я молча потягивал вино. Слишком божественное вино, чтобы оставить его стоять на столе. Будь я безрассуден, то попросил бы упаковать с собой десяток кувшином этого напитка.

— Если же ты не хочешь ни злата, ни драгоценностей и драгоценных вещей, да и, как я понял, даже самая прекрасная из невольниц не соблазнит тебя, то чего же ты тогда хочешь? Скажи, я ни в чем не откажу.

В голове пронеслись сотни мыслей, одна безумней другой. Я мыслил о допуске в библиотеку Султана, прославившуюся своими древнейшими свитками, которых порой не сыщешь и в Академии. Я грезил об аудиенции с советниками правителя, и величайшими восточными мудрецами. Мечтал о разрешении посетить первобытные подземные храмы, охраняемые строже сокровищницы. Думал я и экскурсии в саму сокровищницу, но в какой-том момент я наткнулся на прекрасные глаза моей, теперь уже бывшей, спутницы. Наткнулся и спокойно сказал:

— Сто золотых монет и печать на контракте.

— Верен себе до самого конца? — хмыкнул Визирь.

— Демон кроется в мелочах, — впервые я позволил себе пожать плечами. — Предав себя в малом, предашь и в большем, а там и бездна совсем близко, поджидая тебя с гогочущими тварями.

Некоторое время мы молчали, и тишину нарушал лишь шелест вееров и плеск подливаемого вина. Я с легким сожалением смотрел на жаренное мясо, которого, кажется, мне уже не придется отведать.

— Я вижу, ты достойный муж, каким и представлялся со слов моей дочери. Раз уж я не могу отблагодарить тебя чем-то материальным, то быть может, деловое предложение устроит тебя, славный воин. Мой начальник стражи уже стар и заслуживает себе дом с виноградником в приморской провинции. Его место вскоре освободится и я бы с почтением отнесся к твоему присутствию в качестве главы охраны дворца.