Путешествие Кино - [43]

На следующее утро Кино проснулась как обычно с рассветом.

Вельдевал был погружён в тишину.

Она приняла душ, потренировалась с пистолетами, проверила багаж и сходила на кухню за завтраком. Когда солнце поднялось над горизонтом, она разбудила Гермеса. Гермеса покачивало. Было видно, что ему не помешало бы ещё поспать, но Кино была в «опасном настроении». Да она и сама хорошо это понимала.

Гермес окончательно проснулся, когда она сказала:

«Мы возвращаемся в музей истории».

«Ты уверена, что это хорошая идея?»

Так он спросил.

«Нет. Но мы туда пойдём».

«И что ты планируешь там делать?»

«У меня нет плана».

«Ладно… Мне кажется, что если бы ты сказала „у меня есть план“, то это было бы намного страшнее».

В необычной тишине раннего утра Кино покатила Гермеса к музею. У входа спал молодой солдатик, обняв бутылку словно ребёнка. Кино подумала о матерях Татаны, которые умирали, вот так же бережно прижимая своих детей. Но теперь и матери, и их дети были хладнокровно свалены в кучу вдали от города. А этот солдатик мог проснуться и жить дальше. Чья — то заботливая рука даже накрыла его одеялом.

Кино закатила Гермеса в музей по наклонной дорожке для инвалидных колясок и навстречу им вышла хранительница музея. Она не участвовала во вчерашнем праздновании. Её глаза были чисты и светлы, лицо невозмутимо.

«Доброе утро, Кино, Гермес».

«Доброе утро, хранительница. Мы пришли закончить экскурсию».

Хранительница провела их в последний зал музея. В коридоре было довольно темно, пока она не включила свет над экспонатами.

Надпись на стене гласила: «Эволюция войны: мирное сосуществование».

«Вы вчера видели „войну“?»

Так спросила хранительница музея.

«Да. И мы разгадали загадку мумий на пустоши».

Так ей ответил Гермес.

Хранительница музея кивнула и посмотрела на Кино, словно ждала ответа. Её серые глаза смотрели настороженно.

Кино заученно сделала лицо беспристрастным и заговорила лишённым эмоций голосом.

«Вчера я не видела войны. Я видела лишь безжалостное истребление жителей Татаны. Не солдат, а гражданских — мужчин, женщин и детей. Людей, которые не могли защитить себя от нападавших. Особенно таких технически развитых».

В словах не было ни резкости, ни возмущения, ни даже удивления, хотя эмоции переполняли её.

«Ну, основываясь только на вашем вчерашнем опыте, я могу себе представить, почему вы всё увидели именно так. Но именно таким способом мы ведём „войну“».

Так сказала хранительница.

«Как вы к этому пришли? Можете рассказать?»

Так спросила Кино.

Хранительница включила освещение в последнем зале, в котором стояли экспонаты нынешней истории.

«Как вы уже поняли, две наших страны больше были не в состоянии постоянно находиться в состоянии войны. Мы довели свои народы до бедности и растратили наше самое большое сокровище — наших детей».

Хранительница музея нажала кнопку на мониторе, и начался показ фильма. Он был озаглавлен: «Две минуты на поле боя».

Надпись медленно пропала. Несколько испуганных солдат суетились в траншее посреди пустоши, сжимая в руках длинные винтовки. Раздался свистящий звук и солдаты присели. Звук на секунду пропал, картинка задрожала и затуманилась облаком пыли. Один из солдат что — то кричал — его рот беззвучно открывался. Затем звук вернулся, все солдаты выскочили из траншеи и устремились в атаку. Камера следовала за ними, стараясь во время бега держать их в поле зрения. Их крики теперь были слышны, как и свистящий звук чёрных объектов, летящих им навстречу. Один из них упал на землю, срикошетил и ударил в грудь одному из солдат, разорвав его тело пополам.

«Многие годы продолжалась такая война, унося бесчисленное множество жизней. Человек, которого только что разорвало на части, был моим мужем».

Неожиданно картинка стала вращаться, кто — то заорал. Затем звук и изображение пропали, словно утонули в песчаной буре. Экран погас.

«Я не могу забыть старые войны. Я не могу забыть ничего из тех дней. У меня было четыре сына. Они были моей радостью, моей гордостью. Когда погиб мой муж, всё, что мне оставалось — вырастить из них настоящих мужчин».

Так продолжила хранительница музея.

«Мужчин, которые отправятся на войну?»

Так предположила Кино. Хранительница кивнула.

«Когда началась сто шестьдесят девятая война, мои сыновья поклялись отомстить за смерть отца. Один за другим они записались добровольцами на фронт. Мой второй сын, Сотос, был убит снайпером. Затем третий сын, Датос, наступил на мину, и его разорвало на кусочки».

Стена в комнате с экспонатами погрузилась в темноту, и только пятно мягкого света освещало большую фотографию. На ней была хранительница музея в молодости, молодая женщина с чёрными волосами. Она стояла в окружении своих четырёх сыновей. Все четыре парня улыбались широкими, белозубыми улыбками, как и их мать. Они построились по возрасту — от почти взрослого мужчины до мальчика семи — восьми лет.

«Мой старший сын, Утос, задержался при отступлении, чтобы помочь упавшему товарищу, и погиб вместе с ним, попав под артобстрел своих же орудий. Мой последний сын, моя крошка Ётос, решил, что он уже достаточно взрослый и тоже сбежал на войну, оставив записку. Он написал: „Я люблю тебя, мама. Я вернусь к тебе. Обещаю“. Но так и не вернулся. Ему было всего девять лет».