Путешествие дилетанта - [16]

Пьер еще несколько раз мотался в Коринто «к немцам». Суммы, передаваемые шефом, росли, и, судя по подписанным конвертам, которые Егорыч доставал из сейфа, менял валюту он не только для себя и «уважаемого человека». Понятно было, что лучше лишних вопросов не задавать.

Наступил март. В этот день предстояла «бумажная работа» – надо было разобрать телексы за последнюю неделю и подготовить документы для подрядчиков. Мерно гудел кондиционер, шелестели бумаги, каждый занимался своим делом. Альберт, сидевший у окна, неожиданно присвистнул от удивления:

– Мужики! Гляньте – это что за делегация?

По внутреннему двору INE двигалась группа людей: глава службы безопасности со своими заместителями, двое автоматчиков из охраны и впереди – сам команданте Кальдерон, отвечающий за стратегические проекты. Лица у всех были серьезные и сосредоточенные. Офис проекта «Резервуары» был самым дальним в ряду одинаковых серых блоков на территории института. Гостей здесь почти не бывало, разве что иногда заходили курьеры и уборщицы. Группа тем временем миновала административный блок и двигалась дальше.

– Похоже, к нам идут, – сказал Альберт.

Неожиданно Егорыч стал вытаскивать из барсетки какие-то списки и рвать их дрожащими руками.

– Дмитрий Егорович, что с вами? – спросил Пьер.

– Ничего! – заорал Егорыч. – У нас в Ираке баасисты вот так же в офис пришли, вывели двоих и шлепнули во дворе! Оборудование, понимаешь, налево продавали.

– Кто знал про валюту?! – неожиданным фальцетом взвизгнул он. – Для кого еще менял?!

– Братцы, может, через пожарный выход? – предложил вдруг Альберт.

Но было поздно – в офисный блок по одному входили вооруженные люди. Егорыч медленно поднялся. Встали и Пьер с Альбертом. Команданте вышел вперед, свита осталась на полшага позади. Кальдерон поискал недобрым взглядом и, остановив его на Пьере, пальцем показал: «Встань рядом». «Похоже, переводить буду», – с облегчением подумал Пьер и подошел к команданте.

– Дорогие советские друзья! – начал Кальдерон голосом Левитана. – Соратники! Только что мы узнали о великой утрате, которая постигла вашу социалистическую родину…

Пьер переводил, по бледному лицу Егорыча стекали капли пота. Оказалось, что с утра по радио передали, что в Москве скончался генсек Черненко и объявлен траур. Команданте закончил речь, подошел к теряющему сознание Егорычу и крепко обнял его. Пожал руку Альберту, кивнул Пьеру и резко повернулся на каблуках. Свита расступилась, Кальдерон вышел из блока.

Никто не произнес ни слова. Егорыч медленно осел на стул. Лицо его приобрело какой-то землистый оттенок. Он выдвинул ящик стола, порылся в нем, нашел таблетку валидола и сунул ее под язык. «Пятилетка пышных похорон», – почему-то вспомнилось Пьеру.

* * *

Вместо обеда поехали на траурный митинг в посольство. В зале для собраний оперативно установили портрет с траурной лентой. В консульском отделе среди цветов положили книгу для соболезнований. Посол Шляпников в белой гуайявере (рубашке навыпуск – официальной одежде в латинской Америке) принимал постоянно подъезжавших команданте. Ждали приезда президента Республики Даниэля Ортеги и вице-президента Серхио Рамиреса.

В коридоре Пьер увидел Владимира Моторыгина – советника по безопасности, подобравшего его в аэропорту. Тот открыл дверь какого-то кабинета и помахал Пьеру рукой: «Зайди-ка». Моторыгин пропустил Пьера в кабинет, зашел следом и запер дверь на ключ.

– Присаживайся, – кивнул он на плетеное кресло в углу, – «Боржоми» будешь?

Не ожидая ответа, достал из холодильника ледяную бутылку, наполнил стакан и подвинул его Пьеру.

– Тут такое дело… – начал советник. – Ты когда к немцам собираешься?

Пьер удивленно вскинул глаза:

– К каким немцам?

– Ну, ты дурака-то из себя не строй. Знаю я про твои путешествия. Так когда?

– Да, вроде, не надо пока… – протянул Пьер.

– Короче – надо сегодня поехать. Понял?

– Так поздно уже, – удивился Пьер, – не успею вернуться.

– Ничего – денег дам, в гостинице переночуешь. Завтра – назад.

– А Егорыч что скажет?

– Не его ума это дело, – усмехнулся Моторыгин, – пусть водку на кухне жрет. Да знаю я, знаю про его художества. Я тут все про всех знаю… Ладно, с Егорычем я сейчас договорюсь.

Советник достал из ящика стола пластмассовую коробку, замотанную скотчем:

– Есть куда спрятать?

Пьер помотал головой.

– Барсетку мою возьми – выделяться не будешь.

Большинство советских за рубежом, действительно, ходили с барсетками. По ним земляков всегда можно было узнать на рынке или на улице.

– А сколько там?

– Неважно. Отдашь Карлу. Скажи – Владимир прислал. Он знает. Обратно привезешь, что дадут… Иди… Завтра до обеда жду.

Пьер вышел во внутренний дворик посольства, закурил. Так вот, кто у нас «уважаемый человек»…

После митинга Егорыч сел в машину и, глядя в пространство, сказал:

– Значит так, мужики, мне – три бутылки рома. Литровые! И чтобы я вас два дня не видел!

Литровые… В обычном магазине таких не было. Пришлось по дороге заехать в валютный универмаг «Diplotienda» и купить шефу экспортного темного рома по 2 зеленых. Итого 6 на двоих. Но два дня отдыха этого стоили. Альберт сразу уехал на рейсовом автобусе рыбачить на озеро Хилоа, так что объяснять ему ничего не пришлось.