Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным] - [7]

В Нью-Йорке полно редакторов, которым платят за чтение рукописей. Чтобы узнать их мнение, нужна всего лишь почтовая марка. Но нынешняя молодежь тем не менее навязывает результаты своего труда и воображения знакомым, родственникам, соседям — любому, кто имел неосторожность опубликовать хотя бы три строчки бездарных стихов. Я этого не понимаю. Может быть, я закоренелый циник, но, втягиваясь в этот рэкет, я, черт возьми, не тратил время и силы, показывая свою работу кому-либо, кроме тех, у кого были деньги и печатный станок, чтобы купить ее и напечатать. Даже жене не давал читать. Это смешно — быть писателем, которого не хотят печатать. Зачем же еще больше портить картину, надоедая людям своей писаниной?

Я попытался внушить все это девушке, старался объяснить ей, что, даже если ее рассказ мне понравится, я все равно не смогу для нее ничего сделать. А если и не понравится, то не все ли равно? Она ведь не предлагает мне его на продажу. Но девица настаивала, и после еще двух мартини я обещал, если будет время, заехать к ней утром и взглянуть на шедевр. Впрочем, так как я планировал выехать еще до рассвета, было маловероятно, что у меня найдется для нее время, и она, скорее всего, это понимала. Да я и не собирался испортить себе вечер перед отъездом, потратив его на чтение чьего бы то ни было манускрипта.

В конце концов она отстала от меня и пошла попрощаться с хозяевами. С некоторым трудом мне удалось отыскать Бет в одной из комнат большого дома Дарреллов. В наших краях всем хватает места, и мало чьи дома, какими бы просторными они ни были, имеют больше одного этажа. Что, кстати, очень неплохо, потому что на такой высоте над уровнем моря лазать вверх по ступенькам приятного мало. Моя жена разговаривала с Тиной.

Я остановился в дверях, не сводя с них взгляда. Приятной внешности дамы, благовоспитанные и элегантные. У каждой в руке стакан, словно талисман. Они оживленно болтали, как женщины, которые только что познакомились и тут же почувствовали неприязнь друг к другу.

— Да, во время войны он служил в отряде связи с прессой, — услышал я голос жены, — Он ездил с поручением в Париж, и там на него наехал джип, нанеся серьезные повреждения. Я работала в госпитале в Вашингтоне, когда он поступил к нам на лечение. Там мы и познакомились. Хэлло, милый, мы говорим о тебе.

Бет сейчас была очень хороша: совсем юная и какая-то невинная, несмотря на свой наряд с Пятой авеню. Я почувствовал, что больше не злюсь на нее, и она как будто забыла о том инциденте. Глядя на Бет, я подумал, как хорошо, что у меня хватило ума жениться на ней, но тут же ощутил знакомое чувство вины. Это чувство, как я уже говорил, не было для меня новым, но сейчас ощущалось острее. Мне вообще не следовало жениться.

Тина с улыбкой повернулась ко мне.

— Я только что интересовалась у вашей жены, мистер Хелм, в чем именно вы являетесь знаменитостью?

Бет рассмеялась.

— Только не спрашивайте, под каким именем он пишет, миссис Лорис, а то с ним не сладить до конца вечера.

Тина с той же улыбкой не сводила с меня глаз.

— Значит, во время войны вы служили в отряде связи с прессой? Наверное, было интересно. Но не очень ли рискованно временами? — Ее глаза открыто смеялись надо мной.

Я сказал:

— Те старые джипы, в которых мы разъезжали, были для нас опаснее, чем действия врага, миссис Лорис. Когда я вижу такой экземпляр на улице, я сразу начинаю дрожать. Последствия войны — нервное перенапряжение. Слышали о таком заболевании?

— А после войны вы начали писать?

Она продолжала смеяться надо мной. Перед заданием ей, конечно, вручили мое полное досье, и она, возможно, знала обо мне больше, чем я сам. Но ей доставляло удовольствие вынуждать меня декламировать мою «легенду» перед женой.

Я ответил:

— Не совсем так. До службы в армии я работал в газете и там интересовался историей нашего Юго-Запада. После всего, что я видел на войне, хотя и не участвовал в сражениях… В общем, я решил, что люди, воевавшие с грязью, дождем и нацистами, не должны отличаться от тех, кто дрался с пылью, ветрами и апачами. Вернувшись к работе в газете, я в свободное время стал сочинять. У Бет была своя работа. Через пару лет мои книги начали покупать. Только и всего.

Тина засмеялась.

— Думаю, мистер Хелм, вам очень повезло, что у вас такая любящая и понимающая жена, — Она улыбнулась Бет. — Не каждый начинающий автор имеет это преимущество.

Затасканный мотив «за-каждым-мужчиной-стоит-женщина» мне доводилось слышать не раз, и Бет, отвечая стандартной скромной репликой, подмигнула мне. Но сегодня это не показалось мне смешным. В голосе и повадке Тины чувствовалась снисходительная надменность, очень хорошо мне знакомая: она была ястребом среди цыплят, волком среди овец.

Я ощутил движение за спиной. Появился Лорис со своей большой шляпой и Тининым палантином.

— Прошу прощения, что помешал беседе, — объявил он, — но нас ждет обед у знакомых на другом конце города. Идем, дорогая?

— Сейчас, — сказала Тина, — Только попрощаюсь с Дарреллами.

— Побыстрее, — заметил он, — Мы опаздываем.

Он явно хотел сказать ей, что им предстоит спешное дело, и она поняла, но тем не менее задержалась на пару минут, поправляя свои меха и озаряя нас улыбкой как женщина, которая не позволит торопить себя нетерпеливому мужу. Наконец они ушли, и Бет коснулась моей руки.