Путь войны - [52]
После этих слов, каждое из которых далось ему как сложнейшая операция, Юдин, поколебавшись еще немного, протянул Вишневскому руку, и узкая длинная ладонь «знаменитого московского хирурга» утонула в широкой длани «африканского знахаря».
Вишневский хлопнул по столу рукой и сурово произнес:
- Нельзя забирать из батальонов хирургов!
Но в его словах уже не было язвительной, нерассуждающей неприязни, закаленной годами фанатичного неприятия, осталось лишь эмоциональное мнение специалиста, которое тот был готов отстаивать и обосновывать.
Юдин сноровисто извлек блокнот и так же энергично припечатал к столу какую-то бумагу.
- В высшей степени спорный тезис! Вы сами подумайте, хирург в батальоне есть санитар с высшим образованием!
- Это еще и резерв старшего врача дивизии!
- Если это резерв, - неожиданно вставил Поволоцкий, - То его место не в дивизии, а в армии. Никто и никогда не держит дивизионный резерв в батальонах.
- А как их перебрасывать из армии в дивизию? На машинах?... На машинах… На машинах! Армейский резерв, с запасом инструментов и лекарств! - Вишневский, подхватив идею, уже испытывал к ней чуть ли не отцовские чувства, - Да, таким образом в нужный момент силы дивизионного госпиталя можно удвоить, при этом в соединениях, где не так жарко, не будет избытка бездействующего медперсонала!
Вечер промелькнул незаметно, прошла ночь, заполненная жаркими спорами. К утру Юдин снял очки, протер покрасневшие глаза и захлопнул блокнот.
- Не бог весть что, но с этим уже можно выйти на конгресс, - деловито резюмировал Сергей Сергеевич.
- И надо еще поднять вопрос о бактериостатиках, особенно об этом «пенициллине». Насколько я понимаю, новые штаммы «группы четырех» со временем приобретут к нему иммунитет, но первые годы это будет настоящее чудо-лекарство от гангрены, - добавил Вишневский.
- Вне всякого сомнения, - согласился Юдин. Помассировал уставшие от многочасовых заметок кисти и продолжил. – Что же, новый день приближается, а вместе с ним и новые заботы. Спать сегодня уже поздно. Я, с вашего разрешения, разомнусь перед операциями.
Сергей Сергеевич достал из неприметного деревянного футляра скрипку, но сразу играть не стал.
[В реальности Юдин каждое утро играл на скрипке, даже выезжая на фронт. Он считал это лучшей разминкой пальцев и средством создания рабочего настроя]
Подумав пару мгновений, он неожиданно предложил:
- Коллеги... Вы не откажете мне в любезности поучаствовать в сегодняшнем обходе? Сегодня попробую собрать очень сложный перелом бедра. Александр Александрович, не будете ли вы столь любезны, чтобы мне поассистировать?
[Ассистент при сложной операции — не просто технический работник, но полноправный сотрудник. Нередко более опытный специалист ассистирует менее искушенному коллеге.]
- Почту за честь, - с вежливым достоинством склонил голову Вишневский.
Перехватив непроизвольную горькую усмешку Поволоцкого, Юдин добавил:
- Сейчас я не могу предложить вам того же. Но, как только вам позволит здоровье...
Два великих хирурга весьма благожелательно взирали друг на друга, а Поволоцкий думал:
«Останусь в живых, на старости лет буду ездить по миру и читать лекции об этом примирении. Ей-богу, озолочусь».
* * *
Император встал и прошелся по кабинету, разминая уставшие, затекшие ноги. Пока никто не видит, потянулся, потряс пальцами. Застоявшаяся кровь бодрее побежала по жилам, отчасти снимая ощущение свинцовой усталости. Спать… Как же хочется спать, подумал Константин. Обычное, человеческое желание отдыха… Но спать нельзя, надо еще раз обдумать сегодняшние события, несмотря на необоримую усталость, которая шепчет в ухо, что можно все поскорее закончить и наконец-то отправиться в постель.
Он походил по кабинету, делая круговые движения руками и иронически думая, насколько в данную минуту не похож на тщательно культивируемый образ мудрого и сдержанного самодержца. Мимоходом прихлопнул ладонью тренькнувший механорганизатор, напоминающий об очередном деле. Думать о насущном решительно не хотелось, рабочие заботы вызывали отвращение буквально на физиологическом уровне.
Мало было предыдущих забот, теперь еще и впечатляющий налет на Нью-Йорк.
Константин покосился на свежую газету, отпечатанную утром по переданным через изограф американским оригиналам. Центральный разворот внеочередного выпуска занимала огромная фотография – посреди развалин бредет цепочка людей, один за другим, положив рук на плечо впередиидущего. У всех бедняг лица замотаны повязками, одежда в темных пятнах, изорванная, с прожженными дырами. Слепцы, жертвы химической атаки. Сдвоенный номер фактически из одних фоторепортажей и состоял: патруль национальной гвардии проезжает утром по пустынной улице Вашингтона, заставленной брошенными ночью, по тревоге, машинами; развернутый в миле от госпиталя импровизированный пункт медицинской помощи для пострадавших детей; тенты, армейские носилки на козлах, дети, забинтованные, как мумии, кажущиеся очень маленькими на этих носилках…
Заокеанские соседи отреагировали достаточно быстро. Развеселая реклама «Эшелона» исчезла из эфира, но за трое суток после удара в ВВС пришло столько же добровольцев, сколько за месяц до того, и для них пришлось установить дополнительные требования по здоровью. Конгресс аврально рассматривал поправки в законодательство, наделяющие представителей военной промышленности правом не отпускать необходимых для оборонных работ специалистов. По инициативе крупнейших деятелей бизнеса среди руководства компаний и банков прокатилась новая инициатива – назначить себе месячное жалование в один доллар, а освободившиеся средства отправлять в фонд обороны и помощи пострадавшим. Автопромышленник Мартин Вейнер, известный антисемит и русофоб, опрометчиво заметил, что в выступлении «семерок» есть определенные резоны. Через день на заправках массово появились таблички «Автомобили Вейнер не заправляем». В общем, все как в России – взрыв лихорадочной деятельности, где разумные инициативы мешались с паникерством. А зачастую и с откровенной глупостью, наподобие шпиономании и бессудных расправ с «вражескими корректировщиками», подававшими сигналы бомбардировщикам с помощью особым образом расположенных флюгеров.
Если в три слова, то: Сапковский + Darkest Dungeon Если не в три, то: Девушка из нашей реальности (возрастом в районе 17–18 лет) "попадает" в мир условного высокого медиевала (XIV–XV вв. + немного Нового времени), который только-только восстановился после местной "Черной смерти", катаклизма, пронесшегося по миру несколько столетий назад, уничтожив почти всю магию. Девушка переживает всевозможные приключения, адаптируется к быту, понемногу растет над собой, общается с бандитами, наемниками, бретерами, даже находит не совсем обычное романтическое увлечение.
Семнадцатый век. Католики и протестанты сражаются за веру, заливая землю потоками крови. Но помимо Тридцатилетней войны, идет и другая, у которой нет имени — схватка людей с порожденьями Тьмы. что расплодилась на погостах и пустошах. В этой войне не бывает пленных, а жалость к поверженной нечисти не трогает сердца тех, кого называют «Дети Гамельна». Они не ведьмаки, они — ландскнехты, что сражаются за щедрую плату… Там, где бессильно слово Божье идут в ход горячий свинец и холодная сталь. А жажда золота превозмогает любой страх.
Триариями назывались воины последней линии римского легиона – лучшие и наиболее опытные бойцы. Когда римляне говорили «дело дошло до триариев», это означало, что наступил критический момент в ходе сражения.Беспощадная схватка развернется на море, в небе и на земле. Но, как и в давние времена, судьбу Родины решат триарии – те, кто не отступает и сражается до конца. До победы или смерти.
Великая Война навсегда изменила историю. Она породила XX век — эпоху невиданного взлета и сокрушительных падений, время грандиозных открытий и не менее грандиозных катастроф. В крови и смерти, в крушении миллионов судеб создавался новый мир.Идет 1919 год, последний год Мировой Войны. Антанта собирается с силами, чтобы после четырех лет тяжелейших боев, в последнем и решающем наступлении повергнуть Германию. Грядет Битва Четырех, и никому не дано предсказать ее исход...Приквел к циклу «Новый мир».
Мир свершившегося стимпанка. Экологичные автомобили на паровой тяге. Усиленная разработка морских глубин и наличие мощнейших транспортных каналов накручивающих мир на стремительное колесо развития. Транспортные дирижабли всех мастей. Вполне благопристойное и даже джентльменское противостояние военных блоков, ведущих мимолетные и жестокие дуэли в глубинах мирового океана.Относительное спокойствие конца 19-го и начала 20-го века позволило увести этот мир вдаль от лика мировых войн и превратило его в удивительное и гармоничное создание рук человеческих. Создание, на которое неожиданно открыта охота карателями из иной вероятности.
Однажды в какой-то реальности российский император выбрал в жены не ту принцессу, и локомотив мировой истории покатился по совершенно другим рельсам… Я вернулся в Петербург, отслужив три года по контракту. Вот только привыкнуть к прежней жизни у меня не вышло. Так что я сел на поезд и поехал в Сибирь. В поисках новой жизни или нового себя. По дороге неведомый стрелочник отправил мой вагон по другим рельсам и в совершенно другую реальность. Нет, поезд привез меня в Сибирь. Только Сибирь оказалась совсем другая.
993 год. На глазах юного Торстейна убивают его отца, а сам он попадает в рабство. Так начинается непростой путь будущего корабела и война. Волею судьбы он оказывается в гуще исторических событий, ведь власть в норвежских землях постепенно захватывает новый конунг, огнем и мечом насаждающий христианскую веру, стейну представится возможность увидеть как самого властителя, так и его противников, но в своем стремлении выжить любой ценой, найти старшего брата и отомстить за смерть отца он становится членом легендарного братства йомсвикингов, которых одни называли убийцами и разбойниками, а другие – благородными воинами со своим нерушимым кодексом чести.
Продолжение книги "Starkvs Tigris". Предупреждаю читателей по-хорошему, чтобы проходили мимо и не мешались под ногами. Ничего особого не будет - то же самое, только дальше по сюжету. Россию не спасаем, демократию не вводим, крепостных не освобождаем. Отдельно взятый попаданец просто живёт, без великих задач и целей. Режим изложения - диктаторский, авторский беспредел - имеется. Все вокруг кочумеки и недотыкомоки и только я - Великий Кормчий.
Что было бы с Виктором Цоем, если бы он не погиб 15 августа 1990 года? Свою версию событий предлагает главный редактор журнала «FUZZ» Александр Долгов в фантастической киноповести «Цой. Черный квадрат». Захватывающая как крутой вираж фантасмагория молниеносно перемещает читателя во времени и пространстве, не давая опомниться.В книгу также включены интервью с Виктором Цоем и другими культовыми персонами рок-сообщества.
Александр Виссарионович Абашели (1884–1954) — один из лучших мастеров современной грузинской поэзии. Он был художником повседневно обогащавшим свое творчество чутким восприятием нашей современности, он был прежде всего поэтом-мыслителем, вникающим в жизнь, воспринимающим ее «глазами разума».Его роман «Женщина в зеркале» является первой попыткой в грузинской литературе создать значительное произведение научно— фантастического жанра.В некоторые теоретические положения и технические расчеты легшие в основу романа А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История «Железного Ветра» далека от завершения.Нельзя победить, не узнав противника. Нельзя выиграть войну, не оценив силу и слабость вражеских легионов. Когда на карту поставлено существование мира и родины, нет нереального, есть лишь невозможное. И пока соотечественники готовятся к новым сражениям, в иную вселенную уходят разведчики, вооруженные только скрытностью и мужеством.