Путь в террор - [6]

– Чего вам? – хмуро спросила сгорбленная старуха с крючковатым носом и седой прядью, выбившейся из-под черного платка.

– Да вот, Еремеевна, человек угол снять хочет. Не пустишь ли?

– Куда мне, – тусклым голосом отозвалась женщина. – Сам, поди, знаешь…

– Ничто, ему много не надо!

– Настька-то моя отмучилась, – не слушая его, продолжала Еремеевна. – Привезли из больницы, а хоронить-то не за что, все на лечение пошло…

– Ишь ты, горе-то какое, – смутился Филиппов. – А я и не знал…

– Ты охренел, старый! – возмутился парень. – Я, может, и не графских кровей, но и не на помойке найденный. Ты меня куда привел?

– Промашка вышла! – согласился тот. – Ладно, чего уж там, пойдем ко мне, переночуешь, а там видно будет. Только смотри, чтобы без баловства!

– Что делать теперь, ума не приложу, – таким же безжизненным голосом продолжала причитать старуха.

– На-ка вот, Матрена, – Степаныч вытащил из кармана монетку и немного сконфуженно протянул своей знакомой. – Ничего, мир не без добрых людей, поможем…

Та потухшими глазами поглядела на мастерового, затем как-то машинально протянула руку и приняла подаяние, а незваные гости спешно ретировались. Дальнейшую дорогу проделали молча, благо оставалось не так много, и скоро они подошли к несколько более привлекательному строению. Дом машиниста был хоть и не велик, но куда более ухожен. Наличники на окне и забор вокруг палисадника блестели свежей краской, хотя и не слишком заметной в наступивших сумерках. Пройдя по тщательно выметенной дорожке к крыльцу, они поднялись по скрипучим ступенькам и, открыв дверь, вошли внутрь.

– Батюшка вернулся! – радостно кинулась навстречу отцу Стеша, но, увидев гостя, смущенно остановилась. – Ой…

– Здравствуй, красавица, – поприветствовал девушку Будищев, сообразивший, почему старик не хотел вести его к себе домой.

– Здравствуйте, – отозвалась та, с любопытством разглядывая незнакомца.

– Вот что, Степанида, – тут же вмешался в разговор глава семьи. – Человек переночует у нас нынче. Постелешь ему в сенях на лавке, а теперь накрывай на стол, что-то я проголодался – сил нет!

– Да у меня все готово, – улыбнулась девушка и повернулась к гостю. – Садитесь, не побрезгуйте.

– Спасибо, – отозвался Будищев. – А где можно руки помыть?

– Пойдемте, я вам солью.

– Меня Дмитрием зовут, – представился он, наконец, новой знакомой.

– Стеша. А вы тоже на фабрике Барановского работаете?

– Ага. Только что поступил.

– Вы приезжий?

– Типа того. Из Рыбинска.

– Что-то непохоже.

– Почему это?

– Говор у вас не ярославский.

– Верно. Просто я только что со службы вернулся, отвык.

– Ну, будя! – прервал разговор подозрительно наблюдавший за ними Степаныч. – Давайте есть.

На столе их уже ожидал пышущий жаром чугунок, распространявший вокруг себя умопомрачительный запах щей. Пока Стеша разливала их по мискам, глава семьи взялся за ковригу ржаного хлеба и отрезал от нее всем по хорошему ломтю. Дмитрий, глядя на все эти приготовления, тоже не остался в стороне и, открыв свой сундук, вытащил из него запечатанный сургучом водочный штоф.

– Давайте, что ли, за знакомство?

Возражений от Степаныча не последовало, и девушка поставила перед мужчинами две стопки. Прозрачная, как слеза генеральши Поповой[3], жидкость, булькая, заполнила стаканы и, не задерживаясь, отправилась дальше.

– Хороша! – крякнул Филиппов и поспешно закусил корочкой хлеба.

Будищев, напротив, только немного пригубил из своей стопки и тут же подлил хозяину дома. Тот принял это как должное, и вторая порция последовала за первой. Скоро язык у машиниста развязался, и он, покровительственно поглядывая на Дмитрия, принялся расспрашивать его, где тот выучился специальности и где работал прежде. Молодой человек в ответ лишь отшучивался, не забывая подливать в стаканы, и вскоре они стали почти друзьями. Стеша смотрела на это безобразие без восторга, но возражать не смела. Лишь когда они дохлебали щи, будто спохватившись, спросила:

– Батюшка, ты слышал – у Еремеевны дочь померла?

– Ага, – пьяно отозвался тот. – Мы с Митькой заходили к ей.

– Жалко, молодая еще.

– Чахотка! – пожал плечами Степаныч и громко икнул.

Будищев после этих слов чуть не поперхнулся и посмотрел на собутыльника, будто примериваясь половчее двинуть кулаком. Но все обошлось, тем более что дело шло к ночи и пора было ложиться спать. Парень помог добраться до постели захмелевшему хозяину, а затем направился к лавке, приготовленной для него Стешей. Девушка уже убирала со стола, оставив лишь бутылку и одну из стопок, а также нехитрую закусь.

– Вы еще будете? – спросила она у Дмитрия.

– Если только с тобой.

– Что вы, я не пью!

– И это – правильно! – ухмыльнулся тот. – Я тоже не пью. Из мелкой посуды.

– И батюшка мой не пьет. Обычно.

– Когда не наливают? – осведомился Будищев. – Ладно, пожалуй, на сегодня хватит. Ты извини, что я твоего папашу накачал. Просто день был трудный, а тут еще эта, как ее, Еремеевна с Настей…

– Да ничего, – простодушно отвечала Стеша. – Известное дело – мужикам выпить надо. Вы же не каждый день?

– Вот именно! – усмехнулся Дмитрий и принялся стягивать сапоги.

– Спокойной ночи!

– Взаимно, – отозвался тот, укладываясь на жесткую скамью. Затем, убедившись, что остался один, повернулся на бок и, прежде чем заснуть, пробормотал: – Ладно, старый хрен. Я тебе этот тубдиспансер еще припомню!